Я не полез наверх. Стоял в тени под окном своей каюты; держался за прохладные пластиковые поручни и не без жути наблюдал, как из метровой, наверное, трубы, торчавшей среди береговых камней, извергается в Дунай ядовито-синяя жидкость. Впрочем, замечал я, в ней были и другие оттенки: зеленоватый, красный; была голубизна; даже сверкало золото. Этот поток непрерывно обрушивался в реку — и там яростно бурлила мерзопакостная пена. Но мне все же казалось — я надеялся, верил, — что вот-вот где-то там, в глубине придунайской территории, кончится запас радужных помоев. Или кто-то мудрый и начальственный опустит заслонку. Поток наконец прервется, пена растает, течение унесет грязь и химию, а Дунай опять станет голубым. Только голубым. Как в песнях, вальсах и рекламных буклетах.
Я ждал невозможного чуда, наверное, потому, что очень устал. Мы все устали: трехнедельная гонка по семи странам, соединенным «сточной канавой Европы», могла доконать кого угодно. К тому же несмолкаемая жара. Плюс железная дисциплина. Каждое утро мы брали у руководителя группы загранпаспорта, чтобы съездить коллективно, на автобусе, — в очередной музей. Вернувшись к обеду с берега, паспорта сдавали, чтобы получить снова для вечерней вылазки. Когда, совершенно измочаленные, мы поздним часом возвращались в дом-корабль, наш руководитель опять стоял у трапа, принимал и считал паспорта, а староста группы учитывал нас по головам. Порой их подсчеты не сходились, и они оба — уже затемно — мотались по каютам, выявляя, кто же, вопреки запрету или по забывчивости, обманул их бдительность и оставил при себе наисекретнейший документ. Наконец все стихало. Наступала ночь. И тогда бодрствующие члены команды — вахта — приступали к обсуждению собственных проблем не совсем трезвыми голосами. Впрочем, порядок команда знала: если какой-нибудь пассажир, высунув в иллюминатор голову, начинал протестовать против шума, спорившие замолкали. Но ненадолго: алкогольная энергия неукротимо требовала выхода.
От всего этого начались недоразумения и скандалы. Кто-то загляделся на товары в витринах и не вернулся в назначенный час к автобусу. Шофер ждать не стал. «Фирма веников не вяжет», — насмешливо и емко перевел его гневную и длинную фразу гид. Мы уехали, а нашему товарищу пришлось возвращаться на пристань в такси, поскольку кончалось время стоянки корабля. К отплытию-то он успел, но потом мы — в ответ на клич: «Кто сколько может!» — собирали по крохам для поистратившегося туриста валюту. Чтобы, понимаете, он не заскучал.
