Может быть, если бы Гришка бросил сосиски в самом начале погони, Бабуров отстал бы от него. Но пес, во-первых, был глупым, а во-вторых, расстаться с добычей — это выше разума и возможностей любого зверя, в том числе и собаки, и поэтому убийство затянулось — на глазах отдыхающих, работников и администрации дома отдыха. «И понимаешь, Грация, никто, — возмущалась хозяйка, — никто не схватил Бабурова за шкирку, не усовестил его, не приказал: «Не мучай животное. Не имеешь права».
Грация слушала хозяйку и представляла себе эту ужасную погоню, эту позорную схватку озверевшего человека и пса, испытывавшего сначала недоумение, а потом ужас, и сама почувствовала нестерпимую боль, точно Бабуров колотил тяжелым металлическим ключом и ее тоже.
— Извините, — сказала Грация хозяйке и пошла в свою комнату, рухнула на кровать и заплакала. Ей было жалко Гришку, жалко Белку и их четверых детенышей, которые хоть и подросли, но так и не отстали еще от матери и не нашли себе хозяев. Она хотела, но не могла избавиться от навязчивой картины: запаленный красномордый Бабуров с вскинутым куском тяжелого металла гонится за Гришкой, а растерянный Гришка не понимает, что уж он такого натворил, и, убегая, постоянно оглядывается на своего преследователя с неисчезающим вопросом в желтых, с черными штрихами собачьих зрачках. В самом деле, откуда псу знать о подлых сложностях человеческой жизни — воровстве, обвесах, недовложениях в порции отдыхающих, о незаконности тяжеленных и необъятных сумок, которые волокут служащие дома отдыха из бездонных общественных кладовых в собственные дома. У собак свои игры: собачьи. И в них все разложено по полочкам, открыто и предсказуемо: побеждает сильный или хитрый; коли где валяется кусок, то он принадлежит нашедшему его, а если ты плохо припрятал в кусты полуобглоданную кость или небрежно зарыл ее и она исчезла, то можешь выть во весь голос — никто тебя не пожалеет. А тут — люди, и почти все они были на стороне своего — человека. Поэтому уклоняющегося от побоев Гришку отдыхающие, пожалуй, освистывали и проклинали, а утомленному погоней Бабурову сочувствовали…
Грация не выдержала — поднялась и пошла в дом отдыха. Щенки, как всегда, возились на площадке перед заколоченной дверью заброшенного домика. Белки не было, и Грация всполошилась: не случилось ли чего и с нею? Она заглянула в полосу ельника за домиком, подбежала к кустам сирени, скудно росшей в тени старого дуба, — там собаки иногда прятались в самое жаркое время дня. В кустах она и обнаружила собак — Гришка лежал на боку, выставив прямые и недвижные, словно окоченевшие, лапы. В рваных ранах и кровоподтеках густо шевелились большие мухи с радужными брюшками. Иногда Гришка вздыхал — с хриплым и протяжным стоном, его резко обозначившиеся ребра вздымались, но мухи уже не пугались этих случайных движений. Белка замерла над Гришкой, чуть пригнувшись и вытянув морду. При появлении Грации она обернулась, но никаких чувств не выразила…
