Минут за пять до перерыва он получил в кассе деньги и понес их жене. Склад материально-технического снабжения находился неподалеку от сборочного, Гоша не стал надевать полушубка, проскочил это пространство в одной ушанке, хотя северный ветер пробивал спецовку навылет. Маруся уже обедала, то есть пила чай с домашним пирогом, и освободила за столиком место для мужа.
— Ешь. Я и девочек угостила. У меня хватит.
Он ел куски пирога с разной начинкой — отдельно с рыбой, отдельно с капустой и яйцом, отдельно с луком и грибами. Три куска да кружка крепкого и сладкого чая — тот еще обед! В столовой ничего похожего не найдется; жалко ребят, которые не знают такой, как у него, пищи и в жизни еще не пробовали Марусиных пирогов.
В конторку заведующей складом заглядывали «девочки» — подборщицы Глушакова и тетя Зина, обе пенсионного возраста; заглядывали, чтобы специально поздороваться с Гошей. Склад был наполовину автоматизированным, однако и для них хватало работы.
— Тетя Зина, — попросил Гоша, — мне бы пластмассовых мешочков.
Влагонепроницаемые мешочки из пластмассы полагались только для упаковки электрической части, которая поедет на экспорт в африканские тропики или в Бразилию. Тетя Зина вопросительно поглядела на Марусю: «Что скажешь?» Опережая решение жены, Гоша уточнил:
— Не мне. Для Курбатова.
— Все равно просто так не дам, — сказала Маруся, — неси заявку с визой замдиректора.
Это была уже канитель. Да и не подпишет, пожалуй, замдиректора. Гоша подмигнул тете Зине: ничего, обойдемся. Конечно, он немного подосадовал, что не удалось облегчить жизнь Анатолию Васильевичу, а все же было приятно от принципиальности жены. Маруся такая. В прошлом году, например, они отдыхали всей семьей на заводской базе «Медвежий ручей». Некоторые потихоньку браконьерствовали в искусственном море, в которое впадает речка, называемая ручьем: то с бредешком в камышах пройдут по ночному времени, то кружков поставят не пяток, как разрешено, а пятнадцать. А Гоше и Севке Маруся разрешала лишь держаться за обыкновенные двухколенные удилища. И чтоб по одному крючку на леске, не более. «Не хочу, — говорила, — и все! Ты — член партии, я — народный заседатель». И Гоша, помнилось, тогда почувствовал облегчение, что не надо тайно выползать из домика в самую полночь, а потом украдкой брести в темноте через всю базу отдыха к морю, отцеплять лодку, чтобы не звякнуло, не грюкнуло, шипеть на сына, а не разговаривать с ним открыто и достаточно громко — как привык…
