Ребята хохочут, не верят Голодухину. Никто не помнит случая, чтобы он без товарища за поскотину выходил.
— Ты что, лавку с собой таскал? А по какому хребтику ходил: я там сегодня был, что-то тебя не видел! Где ж твой глухарь? А ну, покажи! — наперебой загалдели слушатели.
— Как я вам его покажу? Он тоже спужался медведя, спорхнул и улетел!
Посмеялись над Анисимом. Зина Цыплакова, круглолицая, озорная девушка, с гордостью посмотрев на Никиту Стрельникова карими глазами, не замедлила отметить его вниманием:
— Не знаю, как ты с лавкой, а вот Никитка сегодня три петуха принес!
Все обратили внимание на чернявого кудрявого парня, первого силача на селе.
— Что тут такого? Принес, да и ладно. Чего их не ловить? Они на перевале, как горох на грядках у бабки Петруньи, можно руками хватать.
Все верили его словам, знали, что не врет. Уважали за добрый, отзывчивый характер, за безотказность в любом деле, трудолюбие, порядочность и силу. Он был настоящим другом многим парням. И любим девчатами. Особенно любила его Зина, была готова выцарапать глаза соперницам и не скрывала этого. Вот только он относился к ней с равнодушием, вздыхал о красавице Нине Коваль. А та, будто играя с ним, относилась холодно. О любовном треугольнике знали все, поэтому каждое их действие обсуждалось при любом удобном случае.
— Что ж ты так мало нахватал? — игриво стреляя голубыми глазами, со смехом проговорила Нина.
— А куда больше? И так хватит.
— Мне бы одного дал.
— Возьми хоть сейчас! Мне не жалко, — вздрогнул он, желая угодить любимой девушке.
— Да ладно, у нас батька своих вон пять штук натаскал, — отозвалась та, не желая его обидеть своим отказом. Но было видно, как покраснел Никита от ее слов.
Услышанный разговор для Кузьки — еще одна лучина в разгорающемся костре взбудораженной души мальчишки. Какими большими, красивыми были черные краснобровые птицы, которых отец Ефим приносил после ночной охоты! С затаенным дыханием мальчик слушал его рассказы о неповторимой, только ему присущей песне глухаря в серой мути подступающего рассвета. С головокружительным волнением слушал объяснения, как и когда надо подбегать к играющей птице. Много раз представлял себе живого мощника с распущенным хвостом и вытянутой в любовном порыве шее. И чем больше впитывалось это представление, тем острее было желание испытать те чувства скрадывания, о которых теоретически знал все.
Он никогда еще не был на глухарином току, но много слышал об игрищах древних птиц. Отец его не брал на охоту, как он ни просил. Детское желание — что консервированные ананасы в лавке при золотоскупке. Он ел их один раз в году, когда отец получал расчет после сезонных работ. А запретный плод сладок.
