– Не надо ее спасать. Луминесса склонила голову к ее ногам. Она разрешила Мазе приручить ее.
– Как это?
– Единороги по собственной воле подчиняются только молодым девушкам. Твой гремлин девушка и есть, – сухо добавила тетя Фила.
– Вы хотите сказать, что она меня не съест? – пискнула Мазя.
– Не съест. Она просит у тебя разрешения подняться.
И тут Луминесса облизала Мазю от щиколоток до кончиков ушей.
– Фу, гадость какая, – сказала Мазя и вытерла лицо. – Вставай уже, здоровяга!
Луминесса изящно поднялась на ноги. Она была чуть ниже обычной лошади, размером с оленя, вся совершенно белая, как морская пена. Грива и хвост тоже были белыми, а ближе к морде и копытам появлялись бледно-серые волоски, будто она прогулялась по лужице жидкого серебра и опустила туда морду. Пахло от нее спелыми яблоками.
Тетя Фила наклонилась к Луминессе и дунула в ноздри. Та фыркнула и тряхнула головой.
– Приветствую тебя, Луминесса, дочь Флитфута и Вандеры. Много времени прошло с тех пор, как мы обменивались дыханием.
Удерживая взгляд Луминессы, тетя Фила медленно положила ладонь ей на рог и попутно тихо объяснила Нату:
– Мужчина не может вот так запросто дотронуться до рога единорога. Исключения для вас только в тех случаях, когда рядом есть молодая девушка, которой единорог доверяет.
Луминесса захрапела, и тетя Фила кивнула, как будто прекрасно ее поняла.
– Знакомься, это мой племянник, Натаниэль Фладд. Проходит обучение, чтобы стать криптозоологом, – тетя Фила повернулась к Нату: – Подойди и подуй ей в нос, а затем положи руку на рог.
Нат не решался. Кажется, это очень грубо – вот так подойти и дунуть кому-то в нос.
– Не волнуйся, – улыбнулась тетя Фила. – Это не просто способ поздороваться. Как только ты обменяешься дыханием с единорогом, он запомнит тебя и никогда на тебя не нападет.
– Только не разрешай ей тебя облизывать, – мрачно шепнула Мазя.
Нат сделал шаг вперед, наклонился к ноздрям Луминессы, выдохнул и положил руку на рог. Удивительно, какой он теплый и гладкий. Луминесса зафыркала, и он ощутил, как ее слова глухо перекатываются в его груди, словно он произносит их сам, не шевеля губами. Поразительно, но он ко всему прочему прекрасно понимал, что это за слова.
– Он же совсем еще ребенок, – сказала Луминесса.
– Все мы когда-то были детьми, – заметила тетя Фила. – Ты сама не намного старше.
– Это если пересчитать на ваши годы, – фыркнула Луминесса.
– Сколько же ей лет? – спросил Нат.
– Каждый человеческий год жизни равен полугоду жизни единорога. Они часто доживают до ста, что равно двум сотням лет в пересчете на человеческую жизнь. Другое летоисчисление.
