ледяными оковами
10
мороз оковывал,
и не раз стенало
горе в сердце горючее,
голод грыз утробу
в море души измученной, –
того не может на суше
человек изведать,
живущий благополучно,
что я, злосчастливый,
плавая по студеному
15
морю зимою,
как муж-изгнанник,
вдали от соотчичей
….
льдом одетый,
градом избитый,
ни единого звука,
лишь студеных валов я слышал
гул в непогоду, –
изгою одна отрада:
20
клики лебедя,
крик баклана,
стон поморника –
не смех в застолье,
пенье чайки –
не медопитье;
бури бились о скалы,
прибою вторила
крачка морознокрылая,
и орлан роснокрылый
25
клекотал непрестанно.
[110]Но никто же из друзей-сородичей
сердце невеселое
не в силах утешить:
умом постичь не может
муж многосчастливый,
гордый, горя
в городе не изведавший,
добродоблестный,
что же понуждает
30
горемыку изнемогшего
в море скитаться:
мгла все гуще,
пурга с полуночи,
земь промерзает,
зерна ледяные
пали на пашню,
но и теперь мой разум
душу побуждает
продолжить единоборство
35
с валами солеными
среди далеких потоков,
взывает сердце
во всякое время
к душе, спешила бы
путешественница по водам
[111]до земель иноплеменных
в заморских странах,
ибо нет под небом
столь знатного человека,
40
столь тороватого
и отважного смолоду,
в деле столь доблестного,
государем столь обласканного,
чтобы он никогда не думал
о дальней морской дороге,
о пути, что уготован
всевластителем человеку:
ни арфа его не радует,
ни награды в застолье,
45
ни утехи с женой,
ни земное веселье
и ни что другое,
но непогоды, бури
жаждет душой он,
путешествующий по водам:
рощи цветами покрылись,
стал наряден город,
поля зеленые,
земля воспряла,
50
и все это в сердце
мужа, сильного духом,
вселяет желание
вплавь пуститься
к землям дальним
по стезе соленой;
вот кукушка тоскующим
в кущах голосом,
лета придверница,
тревожит песней
55
грудь-сокровищницу, –
[112]праздный того не знает,
человеку этому неизвестно,
что изведали многие
на стезях нездешних,
в землях чужих изгнанники;
грудь-ларец покидая,
дух мой воспрянул,
сердце мое несется
по весеннему морю
60
над вотчиной китовой,
[113]улетая далеко
к земным границам,
и ко мне возвращается
голодное, неутоленное
из полета одинокого
сердце, и манит
в море выйти
ведь только господним
65
я дорожу блаженством,
а не жизнью мертвой,
здесь преходящей, –
ведь я не надеюсь,
что на земле сей благо
продлится вечно;
из трех единое
когда-нибудь да случится,
пока человеческий
век не кончится:
70
хворь или старость,
и сталь вражья
жизнь у обреченного
без жалости отнимут;
пускай же каждый
взыскует посмертной,
лучше славы –
