При этом работы по другим, полезным, проектам замедлятся. Нет, пусть гонками Муссолини занимается! Пусть фашисты и дальше строят рекордные самолеты ради престижа, а воюют на устаревших фиатовских бипланах. Зачем в это втягивать СССР ?
– Нет, товарищи, – протянул Косыгин, брезгливо приподнимая приказ за уголок, – флот на это денег не даст, не просите! Пусть Михаил Моисеевич у себя резервы изыскивает. А у нас… сколько можно ждать корабельный разведчик под катапульту? Тоже, кстати, гидроплан!
Поликарпов не отвечает, у него сложный поворот, закладывает вираж, словно на истребителе. Аж в дверцу вжимает! Шины визжат по сухому асфальту. За окном – ветер, березы размахивают голыми ветвями с одинокими желтыми листьями. Но ясно, погода летная.
Чкалов, видимо, поймал оценивающий взгляд, брошенный кап-три на небо. Спросил:
– Ты сейчас на «девятнадцатом» летаешь?
– Да. Это имеет отношение?
– Еще какое. В лобовую с кем-нибудь сходился? Хотя бы в учебном бою?
– Нет.
– Тогда не поймешь. Приедем, сразу по машинам… Так проще объяснять, чем словами. Только бы облака не опустились!
У Швецова другое мнение. Он пытается объяснять.
– Гонки сделали репутацию двигателям водяного охлаждения. Ложную, понимаете? У них лобовое сопротивление ниже… но меньше живучесть, до первой пули. Это особенно важно над морем, так ведь?
Косыгин кивнул.
– Вот, – продолжил Аркадий Дмитриевич. – Радиальные двигатели живучее, но нам стали урезать фонды, причем с обеих сторон, и с нашей, и с американской. Еще немного, и…
Чкалов перебил конструктора.
– Я все Мише покажу – в небе. Дойдет, не бойтесь.
И правда – показал. Дошло.
Сначала была кабина опытного самолета. Когда Чкалов повел его к хищной остроносой машине, Косыгин сначала глазам своим не поверил.
– Мне – сюда?
– В переднюю кабину, иначе не проймет. – Валерий Павлович улыбнулся. – Забыл, что это – прототип учебной спарки? Двойное управление уже есть, проверено. А с Байдуковым я уже договорился…
Точно, из ангара выкатывают другую машину, знакомый, полюбившийся «восемнадцатый».
Михаил влез в непривычно тесную кабину. Приборы, впрочем, знакомые, управление тоже. Запахи: краска, теплое масло, бензин – успокаивают. Самолет уже прирученный, послушный. Щелкает переговорное устройство:
– Освоился? Выруливай, взлетай. Осторожно пройди по кругу, потом, как Георгий взлетит, начнем.
Косыгин чуть не заорал: «Я?!» Вовремя осекся. Летчики любят пошутить – и не любят трусов. Чего бояться? Позади сидит инструктор, о каком можно только мечтать. Случись что – можно бросить ручку, и Валерий Павлович вытащит, хоть с того света.
