гинеколога, своего сутенера, трахаля, пенисоглавого змея!
Трясущимися пальцами он затолкал таблетки в узкое горлышко вазы.
— Думаете, вы сможете оскопить меня своими химикатами, а? — продолжал Данбар. — Ну, тогда берегитесь, мои милые сучки, я возвращаюсь. Думаете, со мной покончено? Но я вам отомщу! Я… пока не знаю, что сделаю с вами… но я…
Слова еще не оформились, решение еще не пришло, но ярость продолжала клокотать в его душе, пока он не зарычал как волк, изготовившийся к прыжку, и это был глухой, медленно нарастающий рык пленника. Он занес вазу над головой, вознамерившись швырнуть ее в свое тюремное окно, но вдруг замер, не в силах ни разбить ее, ни поставить на стол, и его решимость действовать вдруг стала жертвой сшибки между всесилием и бессилием, обездвижившей его тело и душу.
— Но почему ты не хочешь сказать мне, где он? — спросила Флоренс. — Он же и мой отец!
— Дорогая, ну конечно, я скажу тебе, где он, — ответила Эбигейл. В ее хрипловатом голосе угадывался канадский выговор, щедро залакированный британским высшим образованием. Зажав телефонную трубку между ухом и плечом, она закурила сигарету. — Я просто не могу сейчас вспомнить название этого кошмарного заведения. Я попрошу кого-нибудь прислать его тебе электронной почтой чуть позже сегодня — обещаю!
— Уилсон поехал за Генри в Лондон, потому что он очень за него волновался, — продолжала Флоренс. — И был уволен, как только приехал. Это после сорока лет беззаветной преданности отцу…
— Да, знаю. Просто ужасно! — отозвалась Эбигейл, равнодушно глядя через окно спальни на залитые солнцем высотки Манхэттена. — Папа стал такой мстительный.
— Уилсон говорит, он еще никогда не видел его таким расстроенным, — продолжала Флоренс. — Я слышала, он бросался на прохожих на Хемпстед-Хай-стрит после психиатрического освидетельствования, на которое ты его направила. Банкоматы зажевали все его карты, а когда он обнаружил, что его сотовый отключен от обслуживания, он так рассвирепел, что бросил его под колеса проезжавшего мимо автобуса. Я просто не понимаю, как такое могло произойти.
— Ну, ты же знаешь, какой он нетерпеливый!
— Я не это имею в виду. Я хочу сказать: как такое могло случиться, что его карты и его телефон…
— Дорогая, у него был самый настоящий припадок: полиция нашла его сидящим в дупле дерева на Хемпстед-Хит, он сам с собой разговаривал!
— Если бы всех, кто разговаривает сам с собой, сажали в психушку, на свободе не осталось бы никого, кто мог бы за ними присматривать!
