— Коротше кофоря, — произнес Питер с сильным венским акцентом, — он префратил звоих дотшерей ф сфою мать, сказал Фрейд епископу на углу Хайматсштрассе и Вандерлуст.
— Я распахнул ближайшее ко мне окно, — упрямо продолжал Данбар, — и подбросил яйцо в воздух. «Пусть оно кому-то принесет счастье сегодня!» — вот что я сказал.
— «Если только оно не пробьет кому-то череп! — заметил Уилсон. — Человеческие головы куда более хрупкие, чем золото».
— О, да этот Уилсон мудрец! — вставил Питер.
— «Не сомневаюсь, мы бы уже услышали крик пострадавшего! — заверил я Уилсона, вернувшись за свой стол. — Обычно люди лучше скрывают радость, чем страдание. — Вот с этими словами я предложил Уилсону подарок. — Возьми себе одно. У меня этих русских безделушек достаточно, чтобы приготовить фирменный омлет а-ля Фаберже». Я выдвинул ящик стола и бросил ему сверкающую игрушку. Уилсон, который на протяжении десятилетий играл в мяч со мной и моим семейством — начиная с того первого воскресного обеда, когда мы играли в саду в бейсбол, как самая обычная семья, как и подобает семье, играющей в самую обычную семью, — ловко его поймал и, взглянув на ажурный узор, выложенный крест-накрест мельчайшими бриллиантиками на розовой поверхности, молча кинул его на столик рядом со своим креслом, и яйцо, покатившись, застыло, покачиваясь, около его пустой кофейной чашки из мейсенского сервиза.
— Мне нравится эта живописная деталь, дорогой! — прокомментировал Питер, точно восторженный театральный режиссер. — Очень нравится!
— «Тебе во всяком случае стоит сохранить пакет акций, — посоветовал Уилсон, — но заявляю сразу: они вряд ли позволят тебе сохранить лайнер «Глобал-один». Частное лицо не может иметь собственный 747-й!» «Позволят? — загремел я, — что значит позволят? Да кто посмеет отказать Данбару в его желаниях? Кто посмеет отказать Данбару в его капризах?»
— Ну, разве что сам Данбар, — отозвался Питер. — Только у него для этого есть власть, или только что была власть, или когда-то была власть.
— Я сделаю это условием дарения. Клянусь Богом, все будет по-моему!
Стук в дверь заставил Данбара умолкнуть. Его глаза округлились: он стал похож на загнанного зверька.
— Быстро! — Питер, подпрыгнув, бросился к нему и зашептал: — Притворитесь, что вы приняли свои таблетки, но только не глотайте! Завтра, старичок, нам предстоит великое бегство, великий побег из тюрьмы!
— Да, да, — закивал Данбар. — Великое бегство… Войдите! — величественно воскликнул он.
