Он молчал, тщательно и спокойно выписывая мелкие детали, потом негромко поинтересовался.
— Что-то случилось? Дома?
— Нет.
— Поссорилась с Костиком?
— Нет!
Помолчала, пряча глаза. Села на диван, уже не принимая никаких заученных поз, тряхнула рыжими прядками, лезущими в глаза.
— Почему мужчины такие идиоты?
— А конкретный пример можно? — поинтересовался он.
— Я ему сто раз говорила, что пока не поженимся, ничего не будет. А он говорит, что я дура старомодная. И что если он в армию уйдет — я ему обязательно изменю, если он моим первым не станет. А я не хочу — так! Я ждать его буду! Я что, правда, дура?
Насупившись, обхватила колени руками. Смешная, несчастная, обиженно-злая. А Костику хорошо бы по морде — для просветления. Организовать, что ли? Ей же еще восемнадцати нет, девчонке глупенькой, солнышку рыжему. И неужели ей больше не с кем поделиться: с мамой, подругой…
— Не хочешь — и не надо, — ровно посоветовал он. — Ничего с твоим Костиком не случится. Это он дурак, если тебе не верит.
— Он в армию идти не хочет… Говорит, туда только те идут, у кого денег нет, чтобы отмазаться. А если мы поженимся и я забеременею, то его не возьмут.
Точно, по морде. И не раз. Непременно надо озаботиться. Только вот если сказать, за что, Костик же на кошке оторвется. Такие всегда находят виноватых. Проблема… И он-то ей, что самое поганое, никто. Случайный собеседник. Вот сейчас поймет, что разоткровенничалась, и снова замкнется.
— Глупости. Вот если бы двое детей, тогда — да. И кто вас поженит, если тебе нет восемнадцати?
— Точно?
— Честное слово человека, служившего в армии. И не вздумай своему Костику потакать.
Вид у рыжей кошки был такой, словно ей только что отменили смертный приговор. Глянула на мольберт, на диван, на котором сидела… Потом — на него.
— Я… мне позвонить надо!
Вылетела из квартиры, не завязав шнурки. Он продолжал четко и мягко класть краски. Мазок. Еще мазок. Она вернулась только через час, когда он уже думал, что не придет. Плюхнулась на диван, уставившись в одну точку. Взъерошенная, с дрожащими губами. Он молча положил кисти, выкатился на коляске в коридор и на кухню. Заварил ее любимый чай с бергамотом, насыпал свежего печенья. Подумал, что надо заказать клубники. Это у него аллергия, а ей-то можно.
— Настя! Чай иди пить!
Ответа не было. Ни ответа, ни легких шлепков босых ног по коридору. Он тронул коляску. Распахнул дверь в мастерскую, торопясь. Она стояла перед холстом. Тем, над которым он сейчас работал. Который, второпях, не накрыл, как обычно это делал. Обернулась, глядя непонимающе полными слез глазами.
