Великий князь ожидал больших похвал, ведь почти все его окружение уверяло, что он — первостатейный поэт. И все же благожелательный, хоть несколько суховатый и даже высокомерный отзыв всеми почитаемого писателя значил больше, чем экзальтированный поток слов великосветских дам.
Константин Константинович стал чаще приглашать Гончарова в Мраморный дворец, чтобы поговорить с ним о литературе и дать для критического разбора свои новые произведения. Правда, оценки часто оказывались жесткими и нелицеприятными. О драматическом стихотворном отрывке «Возрожденный Манфред»[43] в марте 1885 года Гончаров высказался неодобрительно: «Извините, если скажу, что этот этюд — есть плод более ума, нежели сердца и фантазии, хотя в нем и звучит (отчасти) искренность и та наивность, какую видишь на лицах молящихся фигур Перуджини[44]».
И это после того, как «Возрожденного Манфреда» зачарованно слушали офицеры на «Измайловском досуге»!
Наконец настал главный экзамен: Гончарову послана для оценки первая книга. Выше других стихотворений писатель оценил посвященные армейской жизни: «Письмо из-за границы», «Из лагерных заметок» и «Умер».
«Это три перла Вашей юной музы, и что в них, таких маленьких вещах, заключено, сжато — больше признаков серьезного таланта, нежели во всем, что Вами написано, переведено и переложено прежде… Почему? Потому что эти очерки взяты из вашей собственной личной жизни и взяты прямо, непосредственно».
Уже больной и замкнувшийся в себе писатель не в силах оказался оценить и полюбить лирику К.Р., не заметил прекрасных стихотворений, как, например, «Уж гасли в комнате огни…» или «Отдохни». В то же время он хвалит длинное рифмованное послание измайловцам «Письмо из-за границы», хоть в меру патриотическое, но насквозь пронизанное прозаизмами и нелепым подражанием народной поэзии. Скорее, оно — одно из самых слабых в сборнике. Вот его начало:
Гей, измайловцы лихие,
Скоро ль вас увижу я?
Стосковалась по России
И по вас душа моя.
Надоело за границей
Киснуть по чужим краям;
Обернуться бы мне птицей
Да лететь скорее к вам!
Но на родину покуда
Не пускают доктора:
Все проклятая простуда!..
Чем дальше читаешь эти бодренькие вирши, тем удивительнее становится, что они могли заинтересовать кого-нибудь, кроме измайловцев, чьи имена автор упоминает в последующих строчках. Впрочем, автора «Обломова» вряд ли можно назвать искушенным ценителем поэзии: он из современников признавал лишь творчество графа А. А. Голенищева-Кутузова.
