Судьба венценосных братьев | страница 92
Правда, позже среди стихотворений 1886–1887 годов Гончаров нашел «несколько звучных, нежных, ласковых, полных задумчивой неги или грусти». Но одновременно заметил, что «спирту, т. е. силы и поэзии, в них мало».
«Вчерашний день меня очень огорчило письмо от Гончарова. По моей просьбе он написал мне свое мнение о моих последних стихотворениях. Я с трепетом распечатал письмо. И вот он находит, что поэзии мало… Это наказание за гордость и самомнение. Весь день и еще сегодня не могу отделаться от тяжелого впечатления: неужели все мои труды и страдания пропадают даром?.. Гончарову я благодарен за правду, за то, что он мне глаза раскрывает на не замечаемые мною промахи» (6 декабря 1887 г.).
Последняя фраза — не пустая бравада обиженного, а благороднейшая черта характера великого князя: принимать за должное не только похвалу, но и хулу в свой адрес (это ему удавалось не только в отношении поэзии). Другой бы затаил на Гончарова обиду и прекратил переписку, а Константин Константинович через пять дней после получения письма, которое его так расстроило, пишет писателю благодарный стихотворный ответ:
Старик растрогался от посвященных ему строк и прислал лестный отзыв на шесть новых, посланных в последнем письме стихотворений.
«Он обещает мне в будущем величие. Я могу стать великим, говорит он. Не это ли моя мечта? Мечта самая заветная, самая пламенная; ужели она осуществится?» (9 января 1888 г.).
Спустя полгода Гончаров вновь стал бранить присылаемые ему великим князем стихотворения. Но это нисколько не мешало Константину Константиновичу продолжать дружить со знаменитым писателем и любить его.
«Ездил к И. А. Гончарову, которого обещал когда-нибудь навестить. У него две маленькие низенькие комнатки, письменный стол еще тот самый, на котором писался «Обломов». Я с благоговением за него подержался» (16 марта 1887 г.).
«Заезжал к Ивану Александровичу Гончарову. Очень он состарился и поговаривает о близости смерти» (10 марта 1890 г.).
«Я поехал поклониться его праху. На Моховой, в доме № 3, где я часто бывал у покойного, в кабинете, из которого убрали всю мебель, лежал старичок, точно спящий».