Судьба венценосных братьев | страница 88



Когда дыханье множит муки
И было б сладко не дышать,
Как вновь любви расслышать звуки?
И как на зов тот отвечать?
Привет Ваш райскою струною
Обитель смерти пробудил;
На мне вскипевшею слезою
Он взор страдальца остудил.
И на земле, где все так бренно,
Лишь слез подобных ясен путь,
Их сохранит навек нетленно
Пред Вами старческая грудь.

Константин Константинович с гордостью, к которой примешивалась грусть, записал о смерти Фета:

«Голос его оборвался на обращении ко мне» (1 декабря 1892 г.).

Но не оборвалась память великого князя о замечательном поэте. Константин Константинович берется за подготовку посмертного издания его книги, распределяет неопубликованные стихи по разделам, вычитывает корректурные листы.

«Более всего занимает меня теперь приготовление к печати полного собрания стихотворений Фета» (17 февраля 1893 г.).

Августейший поэт преклонялся перед Афанасием Фетом и почитал его творчество неизмеримо выше своего.

К.Р. — Фету
на пятидесятилетие его писательской деятельности,
28 января 1889 года
Есть помыслы, желанья и стремленья,
И есть мечты в душевной глубине,
Не выразить словами их значенья,
Неведомо таятся в нас оне.
Ты понял их: ты вылил в песнопенья
Те звуки, что в безгласной тишине
Пленяют нас, те смутные виденья,
Что грезятся лишь в мимолетном сне.
Могучей силой творческого духа
Постигнув все неслышное для уха,
Ты угадал незримое для глаз.
И сами мы тех сердца струн не знали,
Что в сладостном восторге трепетали,
Когда, чаруя, песнь твоя лилась.

Аполлон Майков

Не менее, чем с Фетом, Константин Константинович ценил свою дружбу с Аполлоном Майковым. Познакомились они 30 октября 1885 года на одном из великосветских вечеров.

— Вы с детства, Аполлон Николаевич, чувствуете себя поэтом? — когда их представили друг другу, спросил великий князь.

— Нет, ваше высочество. Мой отец занимался живописью, и я собирался идти по его стопам. К тому же императору Николаю Павловичу, когда он пришел в нашу мастерскую, понравился мой рисунок Распятия, и он купил его. Но однажды стихи вылились как-то сами собой. Вскоре Бенедиктов напечатал мой стишок в «Одесском журнале» и его заметил Белинский, живопись была заброшена… Да что я все о себе… У вас же тоже, ваше высочество, стихи есть? Не сочтите за труд прочитать что-нибудь.

Великий князь смутился:

— Нет-нет, это одно любительство.

— А вы не стесняйтесь, ваше императорское высочество.

Константин Константинович ненадолго задумался и решил прочитать одно из своих любимых стихотворений, написанное в начале лета прошлого года: