— Пойдет, дедушка, пойдет...— голос Миртиллы звучал уверенно.— Если девушка полюбит, так и за слепого пойдет.
— Я, красавица, много прожил, а такого еще не видел.
— А я видела, хотя и молодая. Одному солдату на войне выбило оба глаза. Вернулся к матери, и моя подруга за него вышла.
— Богатый был?
— Нет, бедный, и она бедная...
Старик ничего не ответил. Он прислушивался к тому, как говорит Миртилла. Должно быть, приезжая, и мужчина тоже не здешний. Куда это они?.. Ну, не его это дело...
До землянки пастухов оказалось не близко — добрый десяток стадий. Старый раб побоялся сказать правду. Не захотят, чего доброго, чужеземцы идти. Спустились, поднялись, снова спустились. Шли гуськом вдоль опушки леса. Луна уже взошла, и на серебряной земле лежали густые тени. Между кустами плавали зеленые огоньки светляков. Миртилле хотелось есть, но еще больше хотелось спать. Наконец показался красный отсвет костра. Залаяли собаки. Миртилла едва не упала, наткнувшись на кучу спящих овец. Пришла в себя — ей уже казалось, что не она идет, а кусты плывут мимо нее. Подошли к костру. Очная прохлада сменилась волнами дымного жара. Нагой мальчик — подпасок, варивший ужин, подбрасывал в огонь сухие коряги. В котле, подвешенном над костром, клокотала похлебка. Что это было за варево, Миртилла не разобрала — в городе, пожалуй, и в рот бы не взяла, но здесь ужин показался удивительно вкусным... Выпила еще парного молока, но овечьего сыра не захотела — его надо было есть с хлебом, жевать, терять время, а сон валил на землю, голоса звучали где-то вдали, перед глазами роились огненные пчелы. Пришлось Феокриту снять с заснувшей подруги сандалии, положить ей под голову мешок, укутать хленой. Пастух уговаривал переночевать в землянке — там и под утро не будет холодно, и нары есть, и сено. Поэт не захотел. Улегся рядом с Миртиллой. Спать ему еще не хотелось. Смотрел на небо, думал. Старик ушёл в землянку. Глухонемой парень привёл наконец телку, поужинал, лег спать по другую сторону костра вместе с подпаском. Огонь потух, осталась куча постепенно тускнеющих углей. В лесу ухал филин.
Звёздам было не под силу состязаться с полной луной. Даже Сириус светил неярко, и серебристая Вега робко дрожала перед лицом Селены. Волосы Береники мерцали чуть заметно. Ох уж эти волосы… Глупая история, очень глупая, а пожалуй, вся жизнь сломается из-за застольной болтовни. Тяжело будет без библиотеки, без александрийских друзей, без помощи Птолемея. Снова подумал — хорошо бы ни от кого не зависеть, но ведь не обойдёшься без этого. Всё равно надо искать покровителя… Найти-то найдет — многие теперь знают Феокрита, но кем он еще окажется, новый благодетель?
