их, навис над ней, целуя. Она начала стаскивать с него футболку и случайно чуть царапнула
кожу ногтями — по спине пробежала волна мурашек.
Пока сбрасывал свои джинсы, смотрел на нее. Марина избавилась от лифчика и
отодвинулась подальше на кровати, села на середине. Безумно
красивая. Он мог смотреть на нее вечно. Бесконечно. Всегда он бы мог смотреть на нее,
трогать ее, спать с ней. Скудного света уличных фонарей,
которые светили в окно, достаточно, чтобы видеть Маришу всю. И в этом желтоватом
полумраке она еще красивее — тянущая руки, чтобы
поскорее обнять его. Слиться с ним. Они по отдельности уже не существовали.
— Ложись, — легонько толкнув, уложил ее на спину, шире развел колени. Шелково и
влажно скользнул языком по внутренней стороне бедра.
Глаза сами собой закрылись, всё тело дрогнуло предвкушением. Боже, как она хотела, чтобы
он ласкал ее вот так. Языком. Там. Мягко и горячо.
Вновь и вновь срывая с губ просящие стоны. Пусть это будет бесконечно. Мучительно.
Бесконечно мучительно.
Еще, еще…
Он очертил и надавил языком на твёрдый бугорок клитора, сжал губами.
Такое непередаваемое удовольствие ласкать ее там. Доводить языком. Вылизывать
набухшую, возбужденную, безумную. Всю ее чувствовать.
Пульсацию. Жар. Дрожь живота. Натянутость мышц.
— Серёженька, — не говорила, не шептала. Просила, стонала, выстанывала. Тяжело дыша и
выгибаясь.
Она скоро кончит. Уже близко.
Приподнялся, нависая, и некоторое время смотрел на нее, раскрытую перед ним, горячую.
Расплавленную острой лаской.
— Моя Мариша… сейчас тебе будет хорошо… — Поцеловал в губы и медленно вошел в нее.
Горячий язык скользнул по ее языку, и Марина вздрогнула знакомой дрожью. По ягодицам
прошел озноб, и тут же горячие волны встряхнули
обессиленное ласками тело. Ногти безжалостно впились в его плечи. И в ответ он так же
безжалостно вдавил ее в кровать, глубоко двигаясь, хотя
глубже некуда. Сильнее. Пока она не утихла под ним, не перестала яростно сжимать его
своими мышцами. Кусать, стонать…
— Да, моя девочка, вот так хорошо… умница.
Она еще тяжело дышала и выдала что-то похожее на смех. Гортанное и хриплое.
Удовлетворенное.
— Всё, теперь можно лямурить, как я хочу… — Скользя пальцами вверх по ее животу. По
груди — сжимая.
— Я даже знаю, как ты хочешь.
Он привстал на руках, и Марина перевернулась на живот, втайне удивляясь. Боже, тело стало
мягкое, но неповоротливое, будто разобранное по
суставам. Поэтому она удовольствием распласталась на постели, позволяя Мажарину
