Но даже оцепенев от ужаса и всеми фибрами души сочувствуя несчастному безумцу, я чувствовал как меня раздирало от стремления присоединиться к этой погоне. Ведь Армандра была Хэнком Силберхаттом, а он был всего лишь крохотной частицей Армандры, и мы с нею вдвоем успели кануть в неуправляемый вихрь кровожадности!
Я запомнил ее лицо, каким оно было, когда я в последний раз взглянул на него: озаренная изнутри своим собственным адским пламенем маска черепа, увенчанная живущими самостоятельной жизнью пылающими волосами, белые зубы, сверкающие из-под оттянутых губ. Теперь же я вновь увидел это лицо, но уже с открытыми глазами.
Там, где прежде сияла лишь изумрудная зелень морских глубин, теперь полыхали карминовые ямы; эти глаза горели энергией нездешних солнц, а откуда-то, как приглушенная музыка, служащая фоном беседе, снова донеслось согласованное аханье двух тысяч глоток.
Зал старейшин! Я изо всех сил старался освободиться от магнетического притяжения сознания Армандры, и мне почти удалось вернуться в огромную пещеру, спрятанную во чреве плато, но тут меня снова выдернуло на воображаемый наблюдательный пост над капищем Итаквы.
В то же мгновение, как будто мое сознание еще недостаточно запуталось в этом коловращении, я почувствовал, как что-то изменилось — в нехорошую, очень нехорошую сторону! Я был теперь частицей не только Женщины Ветров, но и чего-то гораздо большего и совершенно, беспредельно чуждого.
Итаква-Армандра-я пересек черту из массивных тотемов, сломав их, как спички, протянул руку, подхватил бессвязно вопящего сумасшедшего с заснеженной земли и вздернул его высоко в воздух. Затем он-мы подбросил его в небо, куда тот взлетел, раскинув руки и ноги так, что сделался похож на покалеченную птицу, и подхватил, прежде чем жертва грянулась оземь.
Потом мы расхохотались — Итаква-Армандра и я, — расхохотались от нахлынувшей Мальстремом благодушной радости, которая, как я точно знал, могла разрядиться лишь проявлением еще более жуткой жестокости.
Я сопротивлялся нечистой радости, завладевавшей мною, пытался высвободиться из ее хватки, пока она не переросла в ожесточенную, безумную ярость. Но с тем же успехом я мог бы пытаться голыми руками сбить наземь ветер. И Армандра тоже сопротивлялась — человеческая часть ее натуры храбро, но безуспешно пыталась вырвать всю ее сущность из-под смертоносного обаяния ее кошмарного родителя.
Физически я оставался Хэнком Силберхаттом, сидевшим между своей сестрой и другом в Зале старейшин, ментально же — телепатом-наблюдателем, невидимым лазутчиком, частью души Армандры. Но поскольку она, в свою очередь, оказалась затянута в ид Итаквы, я сделался и его частью. Частью невообразимого ужаса, который он готовил для Бориса Жакова.
