— Коньяк ты тут держал для себя, она коньяк не пила. «Пока не увижу ее истлевший труп — не поверю, — признался ты. — Я любил эту девочку». Неизжитая тяжелая страсть…
— Да будет тебе! — перебил Вагнер.
— Как же ты отдал ей свои ключи для меня? Должно быть, она пригрозила, что «Марию Магдалину» в другое издательство отнесет… Какое оригинальное переплетение мотивов — страстного и литературного, — я «стрелял» наугад, а он молчал. — Твои подручные нас выследили и тебе донесли…
— А я поехал и зарезал, — опомнился Джон Ильич со смешком.
— Не собственноручно, на то у тебя какой-нибудь Жора есть.
— Жора есть, а вот автора, на котором мое издательство процветало — уже нет, — констатировал он сухо.
Это его единственный, но столь весомый козырь! В убийстве Юлии Глан можно подозревать кого угодно, но только не владельца «Зигфрида».
— Джон, а зачем ты явился на юбилей Старцева?
— Хотел полюбоваться на их завистливые рожи, но боком мне вышло над отцом ее покуражиться! Мечтал Юле живописать эти символические похороны, — он усмехнулся, — похороны русской литературы, они кричат. Она-то жива, просто их мир сгнил, а от нашего их воротит.
— Меня тоже, — вставил я, но он не слышал в обличительном пафосе.
— Зелен виноград: зелененький, свеженький. Особенно приятно было повидать «великого писателя земли русской», который талантливого ребенка из дома выгнал. Сволочь порядочная. Весь их кружок — сволочь!
— «Русский Логос» Страстов предложил посмотреть?
— Я хотел, я! Для этого и явился, пусть инженеры человеческих душ умоются… Да выпил, завелся невовремя с отцом. Признаю, неправ: соцреалист родил замечательных детей… куда моим клушам до них. В общем, опомнился я, когда фотокор предложил… Нет, даже не так. Страстов внезапно встал и пошел из комнаты, а хозяин, раздраженный до предела, спросил, куда, мол. И тот доложил: не хочу одну передачу по телевизору пропустить. «Русский Логос?» — вдруг отец спрашивает. Значит, в курсе, хоть и выпендривался потом: «Выключи!» Кстати, вы заметили, что он совсем не пьет? На собственном юбилее!
— Я как-то не обращал внимания…
— Пил воду. Русский писатель-трезвенник — это что значит? В свое время перепил. Зато друг его, религиозный фанат, крепко принимал.
— Как ты все помнишь.
— А как же! В стане врагов. И ведь как он ее публично поливал, моего беленького ангела… За что я ему искренне благодарен: Покровский первый поднял гвалт — профанация святынь! — возбудил полемику, даже одного членкора завел: настоящая проза «Школа Платона» или ненастоящая?
