бесцветные глаза, как лунатик глядя сквозь меня. — Где же она?
— У вас с сестрой телепатическая связь, — зашептал я, повторив отца их, поддавшись мерцанию глаз, безжизненному шепоту бледных губ. — Где она?
— В грязи, — девушка передернулась от физического отвращения. — Она вся в грязи.
— Зачем вы так о мертвой?..
Я не окончил: Маня упала в кресло, зрачки закатились… Ожидаемый обморок разразился. Я сходил за водой, побрызгал в лицо, смочил волосы у лба… никакого результата! Приблизил губы к губам, дыхание настолько легкое, что почти нет его. И пахнет от нее теми ужасными духами; протер ей виски своим одеколоном, и он на время одолел «Опиум», но не обморок. Вызывать «скорую»? Действовал я по стереотипу, как, случалось, в экспедициях, а сердце разрывалось от страха.
Вдруг вспомнился мучительный и загадочный эпизод из ее раннего детства; я, как отец, взял Манюню на руки и принялся ходить по комнатам, баюкая и тихонько, нараспев приговаривая: «Бедная, глупая, кто тебя так напугал когда-то, кто тебя так изранил, бедная моя…» Мои беглые поцелуи, меж слов, означали уже не братское участие, мужская страсть искажала дрожью голос, шепот, и на повтор: «Кто тебя так напугал?» — последовал ответ: «Муха-цокотуха».
Маня встала на пол, еще не освободившись от меня.
— Сейчас ты и меня убьешь?
— Ваши безумные намеки меня шокируют. Впрочем, виноват. — Я убрал руки за спину, но мы касались друг друга и «без рук», тяжело дыша, как будто взобрались на крутую гору, с которой вдруг открылся не тот пейзаж, какого ожидали.
— Виноват. В чем ты виноват?
— Да вот, идиот, воспользовался вашим болезненным состоянием. С того дня, как я вас увидел…
Она перебила, произнеся доверчиво:
— Я чем-то больна, Алеша, неизвестно чем.
— Манечка! — рванулось к ней мое сердце. — Мы обратимся к лучшим врачам…
— У меня нет сил жить от страха.
— Когда это началось?
— На днях.
— Ты была так близка с сестрой, вы даже душились одними духами.
— Одними духами. Мне Юла подарила. Говорит о только что умершей сестре спокойно, отстраненно!
— А убийство Дениса тебя тронуло? Маня вздрогнула всем телом и отступила от меня. Нащупала руками кресло и бессильно опустилась в мутно-розовый бутон. Я и впрямь, как юродивый, продолжаю резать правду-матку больной девушке! Такая кретинская рассеянность, забывчивость обо всем в ее присутствии не есть ли один из признаков любовного влечения? Но такую «роскошь» я не могу себе позволить… да и кто мне позволит!
