— Ас ними ты когда-нибудь в избушке бывала?
— Мои даже не подозревали о ее существовании. Я всегда говорила, что езжу поухаживать за своей больной теткой к ней на дачу.
— К тетке, которой не существовало?
— Тетя Клара как раз в тот год умерла. Что ты так смотришь? Это право художника создать себе условия…
— Твой сын погиб! — нечаянно вырвалось у меня, я схватил ее за руку, сжал. — Прости!
— Ты говоришь такие уныло-логические вещи: сын погиб по моим грехам. — Она высвободила руку и снова закурила. — Ну и я тебе отвечу по логике: он бы все равно погиб, скоро и в жутких муках.
— Ты знала, что он колется?
— Он меня предупредил: если будешь лезть в мою душу, я покончу с собой.
Даже мне было страшно рассуждать о судьбе Дениса, и я вернулся к сюжету «дом в лесу»: — Почему такая таинственность? — хотя, в сущности, понятно было: мужчины в ее жизни.
— Да, это была моя тайна. Она придавала вкус и остроту моим «трудам и дням», там я могла сказать мгновенью: остановись, ты прекрасно!
— Ты там бывала не одна.
— А это уж абсолютно мое дело!
— Теперь это уголовное «дело». И раз уж меня в это впутали, прошу тебя: с кем?
— С ним. — Она выразительно взглянула на дальнюю дверь, за которой «пытали» Юлика. — С кем же еще!
— С кем еще?
— Ты сомневаешься, что он убийца?
— Нет. Но картина неполна… вы с ним знакомы всего полтора года.
— Ну?
— А Мария исчезла — странно, правда? — ровно тринадцать лет назад.
— Не надо делать из меня женщину-вамп.
— Однако дети считали, что в исчезновении матери замешана Марина Морава.
— В первый раз слышу! Но если и так — причем здесь я?
— Твой сын мне об этом сказал.
— Слушай, это детские страшилки! Малыши встретили столетнюю старуху — она и на меня произвела впечатление — дали волю фантазиям… С их отцом я не спала, если ты это хочешь знать.
— У меня создалось впечатление, что Федор Афанасьевич знал про избушку.
— Вполне возможно, если гулял по лесу.
— Но почему-то скрыл.
— Если ты считаешь, что «живой классик» зарезал свою дочь, пойди вон туда, вон за ту дверь, и выскажи свои соображения. Мне не до него, мне все равно.
Последняя фраза прозвучала как стихи, в печали их мне впервые послышались слезы.
— Ладно, Бог с ним. У Юлия есть ключ от избушки?
— У него, у хозяйки и у меня.
— Как он меня подставил?
— Я скажу, что знаю. Делай выводы сам.
Абсурдист единственный, по ее словам, был допущен в келью гедонистки. Как правило, по средам и на уик-энд он заезжал в писательский дом на своей подержанной БМВ и они мчались сквозь столичную сутолоку в Чистый лес, где испытывали первобытную свободу (в духе ню, как я понял из оброненного намека: люди-звери до грехопадения).
