.
Одновременно пленные подвергались со стороны комсостава постоянной дискриминации и третированию: «на нас глазели наши же русские люди, офицеры с ППШ, одетые в трофейные шмотки, обзывая нас предателями»[606], «кино показываем солдатам, а вам, вчерашним врагам, делать здесь нечего»[607]. Занимались этим не только тыловики, но и активные участники войны. Пехотный командир кричал «Предатели! Надо вас расстрелять»[608], защитник Москву и герой СССР «этим очень хвалился, и орал на нас <…> Одни угрозы и больше ничего»[609]. Военный совет Донского фронта в своей директиве отмечал, что среди освобожденных из плена «много продажной сволочи и предателей»[610], а в спецлагерь офицеров могли отправить на основании распоряжения отдела кадров фронта[611]. Даже в школе подготовки сержантов взводный командир видел в своих подопечных, бывших пленных, «нераскаявшихся трусов, которые, единожды предавши, снова в любой момент могут стать на путь предательства»[612].
Но и среди комсостава у бывших пленных находились защитники. Так, работники штаба организовали А.М. Слуцкому и его другу «чистые документы»: «Забудь, что был в плену! С самой формировки бригады ты всегда служил в ней, вместе с нами!»[613]. Занимавшиеся репатриацией советские офицеры часто предупреждали пленных, что в СССР их ждет холодный прием[614]. Выступая перед проходившими проверку в Германии, полковник из армейского политотдела заявил: «о том, где вы были и что делали, с кем встречались, говорите только тому, кто уполномочен официальной властью спросить вас об этом»[615]. Бывших в плену офицеров флота, решивших в 1945 г. поехать на проверку в Башкирию через Москву, в управлении кадров принимали как желанных гостей, хотя наиболее вероятным итогом проверки для них было увольнение из армии[616].
Многое зависело от командования в вопросе о присуждении воинских наград. Вернувшиеся из плена военнослужащие могли получить медали («За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» и т. д.)[617]. Сложнее было с орденами. В них часто отказывали, ссылаясь как на позицию властей, так и на личную неприязнь: «Комбат <…> мне постоянно "тыкал в глаза пленом", мол, как ты мог, советский командир»[618], «как намекнул начальник штаба Еременко, "наверху" не пропустят наградной на бывшего пленного»[619].
Однако официальных запретов, похоже, не существовало, и ссылка на вышестоящее начальство маскировала личную позицию либо представление об опасности подачи документов на «сомнительных» лиц. Имеются пленные, награжденные орденом Красной Звезды
