. Получалось, что советский военнослужащий мог попасть в плен, но только в беспомощном состоянии, и при появлении первой же возможности обязан был продолжить борьбу с врагом.
После начала Великой Отечественной войны во втором издании этой брошюры формулировки приобрели законченную категоричность[540]. С ее первых недель во фронтовых, армейских и дивизионных газетах предписывалось из номера в номер печатать материалы на тему «воин Красной Армии в плен не сдается», солдатам раздавались памятки с лозунгом «Воин Красной Армии бьется до последней капли крови, но не сдается врагу. Лучше смерть в бою, чем фашистский плен»[541].
Любое пленение могло называться «сдачей», хотя контекстуально «сдача» и «попадание» в плен явственно различались. Собирающийся сдаться в плен в разгар боя боец, которого убивают свои же товарищи[542], и танкист, который «сражался с врагом до последнего снаряда и предпочел сгореть в подожженном танке, а не сдался в плен»[543] — персонажи, к которым потребители пропаганды должны были относиться различно. Но между двумя «сдачами в плен» ставился знак равенства — даже отсутствие возможности для дальнейшего сопротивления не было оправданием. Если же врагу можно нанести дополнительный урон, то о плене не могло быть и речи. Лозунг о невозможности пленения для советского воина был важной деталью в создании официальной версии подвига Н.Ф. Гастелло[544] и при описании других огненных таранов[545].
Альтернативная пропагандистская установка предписывала красноармейцам при неизбежности пленения совершать самоубийство[546]. Часто эту мысль пытались «логически» продолжить: «зачем умирать самому, если этой последней пулей можно убить еще одного немца, а потом драться штыком, кулаками, грызть зубами, железными пальцами дотянуться к горлу, услышать предсмертный крик врага!»[547]. Если же боеприпасы закончились еще раньше, то зубы и когти следовало пустить в дело немедленно[548].
Следует подчеркнуть, что в этой группе пропагандистских материалов тема плена была не вспомогательным элементом для описания подвигов, а играла самостоятельную роль. В трактовке пропагандистов люди стрелялись, подрывали себя гранатами, направляли самолеты на колонны вражеской техники из-за моральной неприемлемости плена. Столь идеалистическая установка, похоже, считалась выполнимой и отражающей реальность. Так, в 1941 г., когда красноармейцы массово попадали в руки врага, в «Красной Звезде» опровергали это, цитируя называвшего реальные цифры пленных Гитлера
