.
В Бекетовском спецлагере № 0108 «вопрос "когда нас отправят на фронт?" — задавался почти на всех собраниях, докладах, беседах, совещаниях», а освобождение из лагеря представлялось самим проверяемым главным стимулом к труду: «Хорошо бы установить такой порядок, чтобы лучшим производственникам, прошедшим проверку, дали возможность пойти на фронт, тогда бы производительность труда была значительно большей, чем сейчас»[949]. В спецлагере № 0303 давно проверенный «спецконтингент», сотрудник группы труда завода И.Н. Резник также пытался прояснить свой статус у начальства, связывая настроение с эффективностью труда: «находясь в неведении и в моем положении, я морально настолько переживаю, что не в силах уже по настоящему мыслить и работать наиболее производительно, как этого требует настоящий период»[950].
Понимали это и политорганы — в отчете из спецлагеря № 0303 отмечалось, что «политико-моральное состояние спецконтингента в целом характеризуется, с одной стороны, добросовестным отношением к труду, а с другой стороны — стремлением добиться освобождения из лагеря, пребывание в котором морально тяготит людей, подавляет их инициативу и вызывает много жалоб и недовольств, особенно тех кто прошел проверку СМЕРШ»[951].
Конформизм через признание чувства вины, таким образом, был, по крайней мере изначально, внешним, имевшим цель вырваться из спецлагеря. Как отмечалось в одном из отчетов, «заявления об отправке в Армию подают наиболее активные люди, которые являются лучшими работниками на производстве и прежде всего коммунисты, комсомольцы, партизаны и бывшие кадровые военнослужащие»[952].
В итоге выражение покорности лишь отдаляло проверяемых от желанного освобождения. Ударников могли расконвоировать, переселить в более просторный барак, но отправить в военкомат — только в исключительных случаях, обычно в честь большого праздника, очевидно с целью дать надежду на освобождение через труд остающимся в лагере.
Лагерь пытались покинуть хотя бы временно. Стахановец просил отпустить его в город на встречу с женой, особо напирая на то, он дает 290 % от плана и «производство не возражает»[953]. «Бывший немецкий переводчик, изменник Родины», находясь под стражей, отпросился в уборную, после чего покинул лагерь и сам вернулся обратно через 15 дней. В квартальном отчете, не видя в ситуации ничего примечательного, зафиксировали: «из следственного изолятора ушел Журанский, который сам вернулся»
