.
В отчете за май отмечались те же тенденции, которые перерастали в первую форму сопротивления содержанию в лагере: «очень много получаем рапортов от бывших военнослужащих, которые просят, чтобы их быстрее отправили на фронт»[937]. Усталостью от режима и ощущением бесполезности проверки стоит объяснить резкий рост «нарушений служебной и трудовой дисциплины»: неподчинение старшим по сотням, нарушение правил внутреннего распорядка, отказы от работы, пререкания с начальством и пр. Руководство спецлагеря № 150 оправдывалось не самым внятным образом[938].
В Старобельском спецлагере № 245 к марту 1942 г. проверяемые, а особенно комсостав, также были настроены «быстрее пройти фильтрацию и вернуться в ряды РККА». Недовольство сроками проверки выражались открыто: «Нас долго держат, мы просидели в тюрьме по 2–3 месяца, теперь привезли в лагерь для передачи в армию, а видно из всего, что мы и в лагере тоже пробудем несколько месяцев, это нас очень угнетает, мы горим желанием вернуться на фронт»[939]. В марте — апреле общее настроение проверяемых руководство лагеря оценивало как «боевое, воинственное»: «скорей бы нас пропускали через особый отдел, отпустили из лагеря и послали на фронт в действующую армию для борьбы против фашистских захватчиков»[940].
В Рязанском спецлагере № 178 в этот период также наблюдались «нездоровые настроения и необоснованное недовольство пребыванием в лагере». Открыто артикулировалось отсутствие чувства вины — майор П.П. Шутиков, согласно наблюдениям представителя ГЛАВПУ РККА, «крайне тяжело переживает пребывание в лагере <…> рассматривает свое пребывание в лагере как незаслуженное наказание»[941].
Летом — осенью 1942 г. недовольство продолжало нарастать. Зафиксированный в отчете спецлагеря № 150 за июль — август единичный случай «систематического уклонения от производственных работ» в сентябре перерос в попытки организации коллективного сопротивления. Военный инженер 3 ранга Л.П. Цикаркин «вел систематически разлагательную работу среди комсостава», заявляя «я пришел сюда не работать, хотите стреляйте, работать все равно не пойду». Майор Ф.Ф. Корнев «скрывался и отказывался от работы, призывая к тому других командиров». Руководство лагеря объясняло эти проблемы сначала тем, что «поступающий в лагерь контингент крайне недисциплинирован и неорганизован», а затем и вовсе выяснилось, что «абсолютное большинство имеет за собой преступления». Однако в отчете к этому все же вынуждены были добавить, что ряд проверяемых находится в лагере по 3–5 месяцев
