.
При этом, как и в случае с персоналом лагерей, в задачу политорганов также входило недопущение и осуждение враждебных действий против «спецконтингента». На том же заводе № 88 при ПФЛ № 0303 сменный мастер «дискредитировал рабочих с/контингента с политической точки зрения, т. е. обзывал рабочих трусами, так как они подняли руки вверх немцам, а также разное в этом духе»[931]. Другой мастер в ответ на пререкания «вместе с двумя своими помощниками схватили Янина и потащили его в контору цеха, говоря, что он арестован и что его посадят в тюрьму как изменника. Янин сопротивлялся. Дело дошло до драки». Другой конфликт возник из-за дополнительных талонов на питание, которые механик цеха отказывался выдавать: проверяемый был назван «предателем и изменником», тот в ответ пообещал за такие слова «разбить голову камнем», после чего рабочие затащили «спецконтингента» в контору, избили и заперли[932].
Таким образом, между «узниками ПФЛ» и рабочими могли сложиться как дружеские, так и враждебные отношения. Сложно представить такую ситуацию с заключенными ГУЛАГа — в 1941–1942 гг. при использовании контингентов ИТК на Кировском заводе в Челябинске вольнонаемным рабочим «часто угрожали, они становились жертвами краж и мошенничества»[933]. В ПФЛ ситуация была обратной — на заводе № 88 шинели из общей раздевалки пропадали уже у «бывших военнослужащих»[934].
Однако обворовывать могли и «свои» — состав «спецконтингента» был неоднороден. В основе внутренней стратификации «первой категории» внутри лагерей лежало отношение к попаданию в плен и вытекавшее из этого согласие или несогласие с лишением свободы. Поэтому для более детального выделения групп среди проверяемых необходимо рассмотреть их настроения.
Отчет о работе спецлагеря № 150 за февраль 1942 г. фиксирует, что «абсолютное большинство из них стремится как можно быстрее выйти из лагеря и вернуться обратно на фронт». Часть высказывалась против проверки: «очень много имеется и таких настроений, что их напрасно сюда загнали, что они невиновны». Другие считали происходящее наказанием: «Как хорошо было бы, если бы сейчас объявили мир, а нам заключенным сказали бы: "собирайтесь домой"», «Счастлив тот, кто не попал сюда»[935]. Общим было отсутствие чувства вины за пребывание в плену.
В следующем месяце в лагерь пришли «сведения с Северо-Западного фронта о том, что бойцы, которые вышли из нашего спецлагеря, отлично защищают Родину». Это подтверждало проверяемым, что в ближайшее время их профильтруют и отправят на фронт. Настроение последних оценивалось как «исключительно хорошее», а желание попасть на передовую и «отомстить немецко-фашистским разбойникам за издевательство над советским народом» стало, согласно отчету, единственным стремлением
