. В Подлипкинском ПФЛ считали, что «фильтранты» оказались в плену или окружении «в силу разных объективных и субъективных причин», и среди них «есть дезертиры, предатели и изменники родины, но есть и истинные патриоты, честные люди, оставшиеся верными советской родине и боровшиеся против врага»
[864].
Отношение к «спецконтингенту» во многом зависело от личных качеств. В том же Подликинском № 0303 спецлагере начальник политчасти Смирнов ратовал за смягчение режима и дифференцированное отношение к разным группам проверяемых. Пришедшего ему на смену Карабейникова, напротив, не устраивало то, что «спецконтингент» ходит в столовую не строем, для прекращения подрыва дисциплины он предлагал все делать по командам: «садись на обед», «снять головные уборы», «встать, выйти из столовой»[865]. Согласно его отчетам, люди устно просили ускорить проверку и отправить их на фронт «чтобы искупить свою вину перед Родиной за пребывание в плену»[866], хотя в их письменных обращениях таких мыслей не было. Видно, что Карабейников воспринимал «бывших военнослужащих» как виновных и явно с меньшей симпатией, нежели Смирнов.
Аналогично начальники санитарных отделов лагерей могли, как Токарева в ПФЛ № 0308, пытаться спасти истощенных людей от смертельного для них трудового использования[867], а могли поступать как в ПФЛ № 0303, где начальник САНО имевших порок сердца и жалующихся на ухудшение состояния «оставляет на той же работе, объясняя это тем, что таких людей с компенсированным пороком много, а вот у кого наступает стадия декомпенсаций, мы актируем <…> Нач. САНО неправильность своей работы не признал, несмотря на грубейшее нарушение в определении физического состояния»[868].
Рядовой персонал спецлагерей комплектовался из различных источников. В начале 1942 г. УПВИ набирало кадры из приписанных к местным военкоматами ограниченно годных военнослужащих и мобилизованных сотрудников ГУЛАГа[869]. Последние могли преобладать — согласно отчету об обследовании Череповецкого спецлагеря № 158, его «аппарат укомплектован из большинства бывших работников гулаговских лагерей, в результате чего взгляд их на содержащийся контингент в лагере остался прежний, т. е. обращение как с заключенными»[870]. Как правило, на службу в лагеря они попадали из-за неправильного происхождения, национальности, совершенных проступков и преступлений, считаясь в органах «чекистами второго сорта»[871]. Но кадровых ресурсов НКВД, даже сомнительной профпригодности, не хватало. Людей призывали из запасных и тыловых воинских частей
