Несколько дней оба лейтенанта ожидали дознания и прочих служебных неприятностей. Но ничего такого не произошло. Виктор Клевцов промолчал и вообще оказался человеком удивительным. Вскоре за обедом на «Тороке» он ни с того ни с сего изъявил желание сдать зачеты на вахтенного механика.
— Указание начальника политотдела? — обеспокоился капитан третьего ранга Тирешкин.
— Вряд ли он станет возражать. Разве можно препятствовать стремлению лучше знать корабли, на которых служишь?
— А это, гм… занятие не отразится на основных ваших обязанностях? — сомневался заместитель командира.
— Отразится, — кивнул Клевцов. — А как же. Иначе не стоит городить огород.
— Сдать на вахтенного механика? — спросил инженер-лейтенант Бестенюк. — Ты представляешь, Виктор, что это значит?
— Представляю маленько.
Виктор пояснил, что до призыва, на флот он плавал на волжских пароходах учеником масленщика.
— Сравнил божий дар с яичницей, — возмутился Бебс. — Масленщики были приставлены к древним паровым машинам, а у нас хотя и не новые, но всё же турбины и водотрубные котлы с рабочим давлением двадцать один килограмм на квадратный сантиметр. Короче, если ты решил всерьез, придется научиться обслуживанию механизмов на каждом боевом посту, потом дублировать старшин котельной и машинной вахт. Осилишь — пойдет разговор о дальнейшем.
— Добро, — согласился Клевцов.
Чеголин с Пекочинским переглянулись. В самом деле блажь: по доброй воле идти на выучку к матросам. И Бебс тоже недоумевал:
— Зачем тебе это?
— Могу объяснить. В первом котельном вахта называется комсомольско-молодёжной, а трюмный Богданов в неё не входит. Почему?
— Богданов — разгильдяй и пьяница, сердито сказал Тирешкин. — Мы тут посоветовались и решили не включать.
— Как тогда понять внеочередной отпуск с выездом на родину?
— Видите, товарищ командир, воскликнул Макар Платонович. — Так и знал. Это не пройдет мимо политотдела.
— Слушай такую вещь. Отпуск он заслужил.
— Остался на своем посту в отсеке, который заполнился паром, — уточнил Клевцов. — A комсомольцы у вас до сих пор спорят, виноваты ли те, кто выскочил наверх, или у них не было другого выхода.
— Против зачетов не возражаю, сказал Выра, хотя без особого энтузиазма.
Год 1942-й. Будешь горьким — расплюют
Перевязочная хирургического отделения имела оттенок флотской щеголеватости. Петр Осотин с первого взгляда узнал на стенах дорогой риполин, белоснежный лак на смеси древесного и льняного масел. Эмаль и клеёнка на мебели, блестящий линолеум на полу — всё было под стать риполину, кроме веселого доктора в пегом халате с засученными по локоть рукавами.
