«Какая чушь! — подумал я. — Обыкновенная луна и обыкновенное облако… Луна далеко, облако близко, а собаки еще ближе, и спящие люди тоже, и тот человек, который вышел на крыльцо и пальнул из охотничьего ружья в это облако и в эту утопающую луну… Чудак! Ложился бы спать, и спокойной тебе ночи…»
Я засыпал, и мне было приятно засыпать, думая о завтрашнем дне, о реке и об Юльке.
«А где-то в небе, — подумал я напоследок, — есть созвездие Гончих псов…»
И так было приятно вдруг подумать об этом, что все во мне улыбнулось далекому созвездию, молчаливому и таинственному, и с этой улыбкой я, наверно, уснул…
Зеленые электрички, распахнутые и прозрачные, с пронзительным свистом летели высоко над речкой, впиваясь в округу тысячью пестрых глаз. Высокая трава на откосе вспыхивала полынной сединой и металась, когда проносились эшелоны, и чей-то смеющийся рот кричал беззвучно и весело, пока не затихал над речкой грохочущий мост. И тогда вновь набегал издалека и усиливался безумолчный гомон.
На травянистом берегу реки, мутной в эти поздние жаркие дни, собирались к полудню загорелые бездельники из дачного поселка. Собирались возле глубокого омута, на притоптанном лугу под мостом.
Юля была здесь и играла в волейбол. Меня она видела, но видела издалека и случайно, точно мы с ней повстречались на тротуаре, кивнули друг другу и разошлись. Во мне все дрожало, когда я проходил мимо, и дыхание у меня сперло, и шел я тяжело, еле передвигая ногами, как если бы из воды усталый выходил… В воде легко и невесомо было, а тут ноги налились тяжестью, и нелегко им нести набрякшее весом тело… А когда я миновал играющих, я вдруг услышал:
— Мяч!
И волейбольный мяч, испуганно проскочив у меня между ног, плюхнулся в воду, и горластые ребята досадливо рыкнули на лугу:
— Мяч!
Коричневый парень в первобытных плавках подскочил к воде, нетерпеливо выставив белые ладошки.
— Мяч! — кричал он в хриплом азарте. Мокрый и блестящий, брошенный из реки мяч пролетел надо мной и покатился по лугу…
Я оглянулся и увидел опять Юльку. Кажется, очень счастливая, она побежала за этим потяжелевшим мячом, подняла его и на бегу, сильно размахнувшись, стукнула.
Рыжая и улыбающаяся Джимма лежала на траве, разинув огромную свою пасть, из которой свешивался розовый язык. У нее перед носом летала мошка, и Джимма порой «хамкала», пытаясь поймать эту мошку, но и в эти мгновения она не спускала глаз со своего хозяина, того коричневого и сухощавого парня, который играл в волейбол. Парню было лет двадцать пять, и был он, наверно, моложе Юли… А впрочем, при чем тут Юля! Он отлично играл, поднимал, казалось, безнадежные мячи, а когда мяч оказывался в его руках, он, легко касаясь, отправлял его Юльке и смотрел на нее внимательно, как бы переживая за нее и радуясь вместе с ней.
