Луна звенит | страница 14



Он смотрел на сына, слышал жужжание музыки, исходившее из его кармана, и откровенным недоумением были полны его выцветшие глаза.

— А-а, — сказал он опять. — Ничего, сынок! Дождь не помеха. А у нас впереди целый день. Дождь — чепуха. Вот если бы дождик начался вечером… У нас ведь день впереди! Если лещи ушли из залива, мы их найдем. Если они ушли в глубокие места, мы их разыщем за день… А на вечернюю зорьку нельзя, конечно, рассчитывать, там впереди ночь и, хочешь не хочешь, ложись спать. А когда из города всего на два дня выбираешься, обидно бывает, что есть на свете ночи. То ли дело утренняя заря… А ты раскис… Разве можно!

«Нет, — подумал Сергей, — он не понял меня. Ну и пусть. Может быть, старик заслужил это право на роскошь? Черт его знает!»

— Ну да! — сказал он громко. — Попробуй найди! В такую погоду только в шахматы играть.

— Не спорю, — сказал отец. — Погода, конечно, не та… Но я бы очень хотел, чтобы ты поступил в академию. Вот тогда мы, конечно, застали бы лучшие зорьки, когда тишина на воде и солнце… Но и сегодняшний дождь не помеха: у нас с тобой есть непромокаемые накидки. Да и разве это дождь! Это так — чепуха какая-то. Даже приятно.

И он засмеялся, довольный… Он ни о чем, наверно, не думал, а если и думал, то только о рыбе, которая ушла из залива. И сын его, казалось, понимал все это, хотя и не разделял отцовских восторгов.

«Главное на такой рыбалке, — думал он, — вовремя смыться домой».

Но думая так и сердясь на отца, он не мог побороть в себе необратимой и всепрощающей любви к нему, зная, что этот не успевший состариться старик, готовый и под холодным дождем таскать в лодку розовых и парных, как сама вода, лещей, этот сумасшедший человек, бредящий о лещах, все и всегда в жизни делал, забывая о себе: воевал, учил детей, сам учился, любил и мечтал о мирных и спокойных снах для всех — по ночам мечтал… на довоенной своей кровати…

И Сергею вдруг показалось, что он ненароком обидел отца своим неверием в хороший улов… Он улыбнулся виновато и сказал:

— А я и не сомневаюсь в этом.

Но отец уже не слушал сына: он тоже знал, что сын его, как и сам он, никогда не усомнится в удаче.

ЛЮДИ С ТОГО БЕРЕГА

На рассвете над Волгой туман. Тихо, как в зимний день, и мутно вокруг. Не летают чайки, молчат пароходы, и вода, отразившая утренний, затуманный свет неба, подступает к ногам белой невесомостью. Из бели этой торчат у берега синие от росы, холодные листья камышей, и чудится, будто вода утратила плотность, и пар над ней — последнее дыхание тающего неба или тающей воды… Ни течения, ни морщинки. И глаз устает вглядываться в границы зыбкости и плоти. Не верится, что где-то есть берега, ширь реки, где-то стоят белые пароходы и ночуют на отмелях и на бакенах хмурые чайки.