— И охота вам! Спали бы, — ворчит Иван Степаныч, в одной рубашке выглядывая из окна.
— Нельзя, батенька, служба, — отвечает посредник.
Сели, поехали.
Народ на селе сбирается в поле; сонные бабы с ведрами, овцы, едкий запах свежего дыма, мужики шапки снимают…
— Здорово! — невыспавшимся голосом покрикивает им посредник и засыпает.
Выехали в поле: роса, ветерок подувает, небо с востока покраснело, из побуревших озимей вылетает перепел…
Овраг, заросший орешником, внизу — мост. Пристяжные, понурив головы, шагом спускаются под гору и дружно подхватывают в гору; вдруг сильный толчок: посредник всхрапывает, открывает глаза, бессмысленно смотрит по сторонам и опять засыпает.
Туман поднялся, все чище и чище становится даль, ярче цвета, прозрачнее воздух, и встают кругом одно за другим далекие села, леса и озера… Вдруг засверкала роса, загорелась медная бляха на шлее у коренной, и побежали от лошадей по траве длинные черные тени: солнце взошло…
Рязанов глядел, все глядел, как лошади бегут, как жаворонки сверху падают в зеленую рожь и опять, точно по ступенькам, поднимаются выше и выше, как стадо пасется по косогору: вон лежит в лощине свинья, а на свинье сидит ворона.
* * *
— Семен Семеныч! а, Семен Семеныч!
— Мм?
— Приехали.
— А! Приехали. Где старшина?
— Я здесь, Семен Семеныч. Пожалуйте, я вас высажу.
— Самовар есть?
— Сейчас будет готов.
— Живо! Ну, как у вас? — спрашивает посредник, входя в волостное правление.
— Все слава богу-с, — кланяясь, отвечает старшина.
Писарь, в нанковом пиджаке, сметает рукавом пыль со стола, тоже кланяется и отходит к стенке.
— Хорошо, — говорит посредник, садится и все еще сонными глазами осматривает стены. Лицо у него измято, вдоль лба красный рубец.
Старшина стоит, наклонившись немного вперед и заложив руки за спину.
— Принесите-ка там портфель.
Старшина с писарем бросаются вон из избы.
Солнце начинает сильно пригревать, мухи толкутся в окне, на дворе отпрягают лошадей.
— Вот этот у меня старшина ничего, — говорит посредник Рязанову. — Только неопытен еще, расторопности мало.
— Мм, — отвечает Рязанов.
Старшина бережно, точно боится расплескать что-нибудь, вносит портфель и, положив его на стол, отходит к сторонке.
Писарь на цыпочках крадется к шкафу и вытягивается за спиною старшины.
— Ну, а недоимка у вас как? — спрашивает посредник, надевая себе на шею цепь.
— Плохо-с, — со вздохом отвечает старшина.
— Что ж ты, братец, не понуждаешь?
— Понуждаем-с, — вполголоса отвечает писарь, бесстрастно глядя на посредника.
