— Как же ты меня измучила-то!
— Прости!
— Ну, да что тут! Это все пустяки. Нет, я уже вообразил, что… Впрочем, рассказывай, рассказывай!
— Что ты вообразил?
— Все вздор. Ведь уж прошло, так чего же еще? А ты мне вот что скажи: что это с тобой случилось?
— Да как тебе сказать? Не знаю. Мне кажется, что со мной ничего особенного не случилось, а так вдруг представилось мне, что вот все это — лечение там и что хозяйством я занимаюсь, что все это ужасные глупости.
— Да почему же? Ведь прежде это тебе не приходило в голову.
— Прежде? Видишь ли. Как бы тебе это рассказать? До сих пор я все еще чего-то ждала, до последней минуты ждала; я не рассуждала, я и не думала даже ничего, я просто верила, что так нужно почему-то. Ты мне сказал тогда, давно еще: Маша, займись хозяйством, пожалуйста! Ну, я и стала заниматься; потом пришли больные мужики, ты мне сказал: Маша, ты бы там пошла поглядела, что у них. Я и стала лечить. Ну, и ничего. Я так все и жила и жила… Я точно будто во сне была все это время. А тут вдруг эти споры начались…
— Так это значит…
— Что?
— Нет, ничего, ничего. Так что же дальше-то?
— Сначала мне казалось, что это он так, нарочно; потом одно время, помнишь, когда он все советовал тебе судиться с мужиками. Ведь он смеялся тогда. В это время я не знаю что, я просто готова была убить его. Я только не говорила тебе, а я все об этом разговоре думала, припоминала каждое слово… А ведь это все правда.
— Что правда?
— Да что он говорил. Правда ведь? Да?
— Мм…
— Нет, в самом деле, подумай: что мы такое делаем?
— Помещики как помещики.
— Меня это мучило ужасно. Ну, положим, ты вот все говоришь, что ты там пример, что ли, им хочешь показать, ну я не знаю. Нет, а я-то что же тут?
Щетинин ничего не отвечал. Он, нахмурившись, глядел в окно и отвертывал кисть у своего халата. На дворе начинало светать.
— Вспомнила я, — помолчав немного, заговорила опять Марья Николавна. — Вспомнила, как мы с тобой сначала говорили там о разных жертвах, а теперь посмотрела: какие же это жертвы? Это так, забава. Занимаюсь я этим или нет, — решительно все равно. Да и что это за занятие? Обед заказать, белье отдать выстирать, — так это и без меня само собой сделается; а там пластырь какой-нибудь дать мужику, так я еще и не знаю, что я даю. Может быть, ему даже еще хуже будет от этого. Я ведь не училась быть доктором и ничего не умею. Так что же я могу сделать?
— Ну, расскажи-ка лучше, что же ты придумала, — прервал ее Щетинин.
