— Семеном.
— Да, вот с Семеном-то с этим задумал я прошлый год пчел держать пополам. Соблазнил меня, мошенник. Согласился. Согласен, говорю… А ты поди сюда! куда ты прячешься?.. Ну, хорошо. Я еще говорю: смотри, говорю, Семен… Будьте покойны! Прекрасно. Я, признаться, и понадеялся на него. Представьте: надул ведь! то есть так аккуратно надул, как лучше требовать нельзя. Вот этот самый мужичонка! Лицемер такой… Я господину посреднику на него жалобу принести хочу.
— Позвольте, батюшка, — начал было мужик.
— Не лги! Я знаю, что ты лжец. Да чего тут, — в глазах обманул, в глазах. Ты, любезный, меня этим обидел до крайности: духовного отца своего обманул. А? Извольте радоваться.
— Идите чай пить, — выходя на крыльцо, сказала Марья Николавна.
* * *
Все собрались в столовой вокруг самовара: Марья Николавна намазывала масло на хлеб, Щетинин сел было за стол, но потом опять встал, взял записную книжку и начал что-то записывать; Рязанов барабанил пальцами по столу. Батюшка молча рассматривал подсвечник.
— Дорого дали? — наконец, спросил он Марью Николавну.
— Не знаю. Это вот он.
— Что такое? — глядя в книжку, спросил Щетинин.
— Подсвечники батюшка спрашивает.
— Дороги ли? — прибавил батюшка.
— Рублей пять, кажется, — скороговоркою ответил Щетинин.
— Искусно, — заметил батюшка, ставя подсвечник.
— Два рубли восемь гривен, да рубль семьдесят две, да полтина… — бормотал про себя Щетинин.
— Какие ныне сена богатые, — немного помолчав, сказал батюшка, но, не встретив ни в ком сочувствия, обратился к Рязанову:
— А у вас, Яков Васильич, там сено-то небось… Тоже, чай, покупаете когда?
— На что мне его?
— Стало быть, лошадок не держите?
— Нет, не держу.
— Да, да. Ну, муку-то все покупаете. Почем мука-то у вас?
— А бог ее знает, почем она там, мука. Я в это не вхожу.
Марья Николавна улыбнулась.
— Что вы с ним, батюшка, об этих вещах разговариваете! — спрятав книжку в карман, заговорил Щетинин. — Ведь он… вы думаете, он это знает что-нибудь. Он надо всем этим смеется.
Батюшка бросил на Рязанова беспокойный взгляд.
— Да я что ж… ведь я не что-нибудь такое спросил… обыкновенно… Что ж смеяться… Пожалуй, смейся.
— Вы его не знаете.
— Да нет, позвольте! Я ничего худого не говорил. Ведь если бы я спросил что-нибудь такое непристойное; а то ведь вот я при вашей супруге… Марья Николавна слышали. Кажется, я довольно скромно спросил: — почем, — говорю, — у вас в Санктпетербурге мука?
— Зачем ты нас с батюшкой хочешь поссорить? — сказал Рязанов. — Мы только что познакомились, а ты уж сейчас и вооружаешь его против меня. Это нехорошо.
