22
Облик матери являет
тот, кто о ней говорит;
жажду память утоляет
и потому здесь царит.
Плечи холмов невысоки,
даль чуть повыше парит
и сама себе творит
здесь пречистые истоки.
23
Земля, почия безмятежно,
здесь брезжит сообразно роли
звезды; униженная нежно
в небесном ореоле.
В пространстве чистом бродит взор,
небесной привлечен лавиной;
здесь измеряется простор
лишь песней соловьиной.
24
Смотрите: час вечерний серебрится
металлом чистым с чистой высоты,
покуда на земле не воцарится
гармония спокойной красоты.
Древнейшая земля, она готова,
звезда, покинувшая небосвод,
меняясь день за днем, вписаться снова
звучаньями своими в голос вод.
25
Вдоль пыльной дороги цвет
зеленый, хоть синева,
посеребрена едва,
видна средь его примет.
И выше зелень сквозит,
и там сияют листы,
но ветер иве грозит
приступом черноты.
Затмения не избег
и этот зеленый фон;
похожа башня на сон:
ее разрушает век.
26
Разрушаясь в наши дни,
что бы с ними не творили,
башни помнят, как они
в воздухе парили.
Осиянный этот прах
в дикой ветхости мрачнее;
чем субстанция прочнее,
тем навязчивее крах.
27
Башни, села, города
могут выдержать осаду,
и на благо винограду
даже почва здесь тверда.
Но зато любой предмет
от булыжников до башен
здесь приветливо окрашен
в нежный персиковый цвет.
28
Край за работою поет,
счастливого исполнен рвенья,
и в сочетанье с песней вод
здесь лозы составляют звенья.
Но даже воды здесь молчат
в краю великого молчанья,
и речи образуют лад
помимо своего звучанья.
29
Художник-ветер этот край берет,
субстанцией захвачен и задачей
и над землею крепкой и горячей
петь начинает в свой черед.
Никто проворного не остановит впредь,
ничто не ускользнет от этого напора,
но затихает вдруг он, чтобы рассмотреть
свое творенье в зеркале простора.
30
Край верен самому
себе, как ни опасен
век; этот край согласен
принять и свет и тьму.
Он в небеса влеком,
где вечные поминки;
привлечены первинки
отрадным ветерком,
который веет светом
из-за альпийских гор,
и движется при этом
медлительный простор.
31
Меж двух лугов пролег
бесцельный путь;
близок или далек
мир где-нибудь,
времени здесь не жаль;
природа как природа:
лишь время года
и сама даль.
32
Богиня или бог
являет эти дали,
чтоб мы в них угадали
единственнейший вздох?
Безликий лицедей,
великий по причине
безмерности своей,
рассеялся в долине.
Мы спим, сказав: "Сезам!"
Нет больше нам предела.
Так мы вселились в храм
его большого тела.
33
Небо в звездной красе
