У Петруся бледное лицо. Из-под чёрной шапки, закинутой по-казацки на затылок, вылезли прибитые пылью и потом кудри. Накануне вечером видел и похороны. Везли молодых хлопцев в красных жупанах, за ними вели коней... Денис успокаивал: не впервые. Чёрная болезнь косит казацкие ряды. Не хватает китайки закрывать покойникам глаза. Теперь, правда, Денис забыл о вчерашнем, а хлопцы помнили. Петрусю показалось, что его самого бьёт лихорадка. Потому и держался за Степана, а тот крепко стоял на широко расставленных ногах, словно перед дракой в чернодубской корчме. Держал в памяти кулаки обозного есаула. Петрусь не думал об обозе, лишь часто совал за пазуху руку. Старший брат спрашивал:
— Что у тебя? Сердце болит?
— Нет! — краснел Петрусь.
Денис тоже озирался. На этом лугу в день его возвращения к войску косили сено. Теперь оно в копнах... Дениса окружали товарищи: Зусь, Мантачечка, ещё несколько отчаянных голов. Ему не верилось, что Кочубею с Искрой отрубят головы.
— И позора достаточно! Богатство потеряно. Поделят его между собой гетман и царь...
На равнину тем временем выскочили компанейцы. Подо всеми одинаковые кони. Толпа раздалась, словно разрезанная острым ножом. Перед помостом — широкий проход, с обеих сторон его стены подпирают всадники. Где-то завизжали военные трубы, загрохотали барабаны. Одновременно в освобождённое пространство, сверкая оружием и белыми полосами на зелёных кафтанах и белыми чулками на крепких длинных ногах, вошли три роты царских солдат. За ними ехал верхом краснолицый полковник Анненков. Сбитые в квадратные кучки солдаты продвигались таким ровным и мощным строем в барабанном грохоте, что Денис невольно позавидовал:
— Сила, хлопцы! На чужеземный лад! Так и швед... Сила!
— Глядите! — заглушила Дениса своими воплями какая-то баба.
Крик подхватили. Народ стал напирать на конных казаков, но всадники, натянув поводья и едва-едва перекосив сверкающие лезвия сабель, конскими грудьми оттолкнули нескольких мужиков — того уже достаточно, чтобы прочие отступили назад. В проходе, за царскими солдатами, в окружении сотни верховых компанейцев, возглавляемых самим генеральным бунчужным Максимовичем, на высоком возке, что вслед за серыми волами выкатился из густой пыли, завиднелись два сгорбленных человека, седых, оба с низко опущенными головами и забранными за спины руками. На выбоинах колёса подскакивали, и сквозь грядки на землю падала золотая солома. Слышались не то стоны, не то молитвы... Волы приблизились к помосту — солдаты тем временем поставили на возвышение царского человека, и он громко стал вычитывать что-то из огромного свитка серой бумаги. В слова никто не вслушивался. Следили за несчастными, которых через несколько мгновений казнят, если не смилостивится гетман. Чтение иногда прерывалось, и тогда были слышны слова молитв. Священники в чёрных одеяниях стояли рядом с помостом.
