Полтава | страница 58



Орлик недоумевал: о знаменитой панской воле так отзываться?

Гетман тем временем сильно разгорячился в споре. Один Апостол помалкивал.

Старшины кричали:

   — Нельзя терпеть!

   — Благодарите царя, что оберегает нас от черни! — отвечал гетман.

   — Дак ты, пан гетман, — нашёл в криках щель Ломиковский, — тоже за то, чтобы казацкого духу на Украине не осталось?.. Хорошо же тебе нашёптывает Меншиков.

Мазепа и Ломиковскому:

   — Я за крепкую власть! Чернь поставить на место! Запрячь, как запрягли её московиты!

   — А москали над казаками издеваются, как тебе то? Московский солдат считает, что он повыше нашего полковника? Простому московскому солдату ничего не стоит скинуть с коня нашего полковника!

   — Да! И ничего ему за то не будет!

Гетман не уступал:

   — Царь издал указ: не чинить нам кривды! Мелкие слуги в том виноваты.

Орали, размахивали руками и перначами, даже плевались. Орлик следил, чтобы крики не достигали ушей простых писарей. Когда все приумолкли, Мазепа откинулся на подушки:

   — Возьмите, коли так, бумаги и напишите, какие вольности, от кого...

Все присутствующие задумались.

Ломиковского дополнил лубенский полковник Горленко:

   — Вот если бы король Карл замолвил слово...

Может, потому сказал эти слова Горленко, что сам не понял, какого наказания они заслуживают. Да за них ухватился Ломиковский:

   — Стоит подумать! Тот король — сила. Ого-го-го!

Апостол, как и прежде, не говорил ничего, прикрывал единственный глаз огромной рукою.

Гетман улыбнулся, оборачиваясь к старшинам:

   — Будто я враг Украине. Будто вы меня не знаете. Накричали мне старую голову... Пилил, дай бумаги да каламари. Лежу на Божьей постели. Расскажу скоро Богу, как заботился о людях...

Орлик разложил бумаги и собственными руками расставил каламари, раздумывая, кто отважится писать, коли вот рубят головы...

9


За Днепром, на Белоцерковщине, отцветали сады. Казаки не заботились о фураже. Травы — в пояс. От полкового города Белой Церкви дорога змеем ползла вдоль реки Рось. Зимою Рось под снегом неприметна, весной же её распирает от чёрной мутной воды. А теперь она спокойно переливается в зелёных берегах, осыпанных красноватыми камнями, лежит громадным прозрачным зеркалом, куда, кажется, стремятся заглянуть даже каменные бабы на высоких островерхих могилах. Вот только мешают заросли кудрявой лозы, плакучих верб и красноватой ольхи.

За очередной казацкой заставой — везде по три казака да по четыре коня — показались цепочки мужиков. Они то нагибались, то разгибались. Фигуры вроде бы знакомы, да только все в рубахах из серого самодельного полотна. Кто такие? Люди закричали, увидев всадника, замахали руками и косами. Денис приблизился — казаки! Под Вербами синеет от брошенных жупанов. Возглавляют косарей Мантачечка и Зусь, молодые и завзятые, на безделье — гуляки и озорники.