— Мёд!
Мацько, прыткий на разговоры, словно и не лежал на траве. Хлоп себя ладонями по твёрдым бёдрам:
— Попросить мёда, вашмосць? Новостей заодно там послушаю...
Ватага подняла головы. Большинство — недавние хлеборобы. Неуютно им. Идут по земле, а не пашут ниву, не бросают в неё зерно. У ватажка дёрнулась голова.
— Попросить не грех, когда наносят Божьи козянки...
— Не время, — закивали жебраки.
Мацько молча дождался, когда кашевар прищурил перед огнём маленькие глазки:
— Дед! Слышите? Травою каша пахнет! Мало соли.
Деревянной ложкой, привязанной к красному поясу, зачерпнул кашевар пахучей еды — недосол, попробуйте сами!
Мацько снова хлоп себя по бёдрам:
— Придётся на пасеку!
Выставив против красного солнца мёртвые глаза, дед шевельнул усохшими ноздрями и разрешил:
— Пойдём... Там — будто в корчме...
Мацько согласен. Неслухов ватага прогоняет. Трижды целовали все тёмный крест на сморщенной дедовой шее. Один жебрак — не жебрак. Словно единственный зуб во рту — на что годен?
Дед отложил бандуру, отодвинул ногой торбу, сдавил палицу. Мацько, оглянувшись, увидел стройную фигуру. Верны слухи: дед смолоду гостил на Сечи. Мацько тоже разогнул под свиткой спину. Молод, а придавлен неудачами. Родители оставили наследство. Была и невеста, славная девушка, высокая, стройная... Мало того, что пробрался в «молодчики», то есть в подмастерья кузнечного цеха в своём городе, и в мастера собирался, в «братчики», — так и землй возле города обрабатывал кусок. Все в ватаге мечтают о хлеборобстве, да разве усидят они на земле?
Втроём пошли к пасеке: Мацько, Мишко, а позади — дед...
Вечером огней прибавилось. Спускались в леваду новые жебрацкие ватаги, остановились чумацкие валки.
К пьянящим запахам вишнёвого цвета присоединялись острые запахи дёгтя и рыбы. Чумаки выдернули из ярем занозы и пустили волов на пастбище. Развели огни. Что ж, место Богом предназначено для отдыха. Лесок, над речкой кручи. И до Днепра недалеко. Прохлада. Только воды в криничке мало.
Жебраки насытились вкусной кашей. Слепой ватажок припомнил:
— А я ещё при Хмеле воевал в этих местах...
Не одни жебраки обсели старика. И от других костров перебежали:
— Ого! Ну рассказывайте, дед Петро!
— Богдан нас к Руси затем присоединил, чтобы беспечно нам жить? Да?
У деда в голове вихрь воспоминаний:
— Был у меня отчаянный товарищ... Богдана мы видели, как вот вас! Посмотришь на него, красного, сабля в руке, булава за поясом, — сто смертей не страшны! Сам видел, как рубил он врагов.
