Долго сидел маляр перед треножником с чистою доскою, но привычного успокоения не находил.
Через какое-то время в церкви появился Степан. На его красном лице проступали белые пятна и новые конопатины.
— Моего коня взяли! — прорвало наконец Степана. — Сотник мне саблю в нос: отпустили, мол, так в погреб хочешь? Ещё твой отец не уплатил когда-то гетману на булаву, вот и коня забираем!
В глазах Степана вертелись слёзы. Огромные руки — подавай им драку! Короткое тело подпрыгивает. Да с кем драться?
— Дедуньо лежит на лавке... Гузь насмеялся... Мы с дедуньом еле-еле этого коня купили... А где Марко?
— Во, Марко — запорожец, — почти утешился Петрусь. Запорожца посадят в каменный мешок, а он вымалюет слюною на стене челнок и выплывет в нём на волю!.. И ещё подумалось: встретился Марко с Галей — недолго простояли. Побежала девушка домой, бабка ждёт... Правда, запорожца сердюки не тронут, но...
— Может, в корчме он? — припомнилось вдруг Петрусю. — Айда!
Корчмарь Лейба незаметно передавал выручку сыну: пусть припрячет. Кто поручится, что пьяные сердюки не ограбят и корчму? Есть чем поживиться в Чернодубе, стоит он на хороших землях, но как же не тронуть корчму, ежели нет запрета? Гетман Мазепа дал право торговать, но о защите не позаботился. А против корчмы много хлопской злости. Только здесь обязаны мужики покупать горелку. Корчмарю же известно, как переложить деньги из хлопского кошелька в свой.
— Нет его! — оглядели Петрусь и Степан полутёмное просторное помещение. И к выходу.
Да не родился на свет человек, которого бы Лейба выпустил без пользы для себя. Быстрая фигурка прошмыгнула между бочками и ткнула на стол две обгрызенные деревянные кварты.
— Запорожца ищут казаки? Был! Видна птица по полёту! Хвалил мою корчму, бенимунис! Украину проехал — не видел такой. На Сечи нет... Скоро снова придёт. Пока допьёте — будет.
— Мы не за тем! — отмахнулся Петрусь.
— Так посидите у меня, коли ваша ласка!
И тонкие корчмарёвы ноги в узеньких немецких штанах-галанцах зачастили навстречу свежему гостю — пьяному сердюку.
Вокруг, кроме наглых сердюков, сидели проезжие люди. Им неведомо, что происходит в Чернодубе. Рассуждали о ценах на ярмарке, о гультяях на дорогах — не дают проехать зажиточному человеку. Где порядок? — вздыхали.
Обитая мешковиной дверь неожиданно распахнулась так широко, что на одном столе, в углу, пламя свечки вытянулось в узенькую нитку.
— Бесова дивчина! — вскочили сердюки, ударяя по дереву саблями.
