Песни и танцы вдруг прекратились. Здесь, перед зданием парламента, всем стало ясно, что никому не удастся проникнуть в помещение и переговорить с депутатами, которые как раз заседали. В этот день у входа была выставлена специальная охрана, готовая грудью защитить парламент от любых поползновений мятежников. Кто-то из демонстрантов догадался поставить на землю пустой, перевернутый вверх дном деревянный ящик, и на импровизированную трибуну, предназначенную для ораторов, одна за другой поднимались женщины и своими звонкими, пронзительными голосами, в отчаянной решимости, призывали не отступать и довести до конца начатое дело. Слушатели криками и жестами выражали свой гнев; во время долгого пути их одежда пропиталась потом, волосы разлохматились, все свидетельствовало о том, что пора оставить позицию доброй воли и перейти к «боевым действиям». И все-таки среди демонстрантов уже чувствовалась какая-то растерянность, прежде всего потому, что никто толком не мог понять, кто здесь руководит, хотя по идее руководить должны были организаторы демонстрации, то есть Мам и Адима. Но как могут все рыночные торговки обладать необходимыми качествами, чтобы успешно провести такое важное мероприятие, как демонстрация на улицах столицы! Тем более что, выступая здесь, у здания парламента, на виду у вооруженных блюстителей порядка, никто из женщин не мог предложить плана дальнейшего развития операции.
Наконец нашлась одна и, решительно выступив вперед, обратилась к остальным с призывом последовать за ней, чтобы попытаться пройти в здание парламента. Трудно описать, какая тут поднялась суматоха, какая началась неразбериха, едва ли можно было понять реакцию большинства: кто-то громко требовал силой устранить охрану, многие же твердили, что против оружии борются только оружием, и советовали умерить пыл.
— Стоило идти в такую даль, к этому парламенту, чтобы вернуться ни с чем! На кого мы теперь похожи?
— На людей разумных, которые имеют право потребовать, чтобы члены парламента, раз они нас не пускают в свой дворец, вышли бы к нам и спокойно, по-хорошему, поговорили.
— По-хорошему! Вы слышите, что она мелет? По-хорошему они уже поговорили с нами, потому-то мы и тащились в такую даль! По-хорошему!
— Я знаю, что говорю: мы пока что имели дело только с одним чиновником, который принял нас за безмозглых простофиль, но это вовсе не значит, что весь парламент будет о нас такого же мнения.
— Как бы не так, разве перед нашим носом не захлопнули двери и не выставили целую свору вооруженных болванов. Нам ничего не остается, как выступить против них!
