Главный инспектор внимательно слушал, и Спио почудилось даже, что он склонил его к благоприятному решению вопроса. Наконец, негромко откашлявшись, начальник спросил:
— Так значит, по-вашему, если дочь Амиофи сама придет ходатайствовать за мать, то дело будет улажено и опасность возникновения беспорядка устранится?
— Не совсем так, господин Главный инспектор.
— Надеюсь, мне представится случай увидеть ее здесь? Разбираться в делах людей, которых не знаешь, довольно трудно.
Услышав такой ответ, Спио решил было, что ему уже удалось предотвратить демонстрацию рыночных торговок. Он с облегчением вздохнул, но этот еле заметный вздох не ускользнул от внимания Главного инспектора. Все дело теперь зависело от Рют, дочери Амиофи, от того, сумеет ли она защитить права своей матери. Спио вдруг почувствовал себя героем их города, которому так ловко удалось предотвратить демонстрацию, безусловно чреватую неприятными последствиями. Мысленно он уже представлял себе, как радостно встретит его Мам и как, забыв наконец все, что случилось в тот злополучный день, когда они поскандалили из-за какого-то пластмассового гребня, она со словами: «Если так тебе подсказывает сердце, сын Мой…» — вложит руку Эдны в его руку. И воображение уносило его все дальше, к тем счастливым часам, которые подарит ему красавица Эдна. Мечта всегда опережает время.
В действительности же, когда торговки узнали, что Главный инспектор желает «увидеть» Рют, онп истолковали это по-своему, и реакция их оказалась совсем иной чем рисовалась в мечтах Спио. Сама мысль о «тайной» встрече для улаживания «общественного» вопроса ничуть не обрадовала их, совсем наоборот. «А если бы дело коснулось какой-нибудь другой женщины, у которой еще не родилась дочь и некого было бы послать к нему, что тогда?» — твердили они. Слова эти звучали все громче и громче, так гудит разгневанная, готовая разбушеваться толпа. Весь рынок только и говорил о гнусном поведении Главного инспектора, который вообразил, будто порядочные женщины согласятся принять «любое его предложение только потому, что он, мол, большой начальник. Под «любым его предложением» подразумевалось многое, что трудно выразить словами, но что торговки, будто по молчаливому соглашению, истолковали по-своему и совершенно одинаково. Единственным человеком, кто умирал со страха, боясь, что нарыв прорвется, была, представьте себе, сама Амиофи, та самая, которую и. собирались защищать все остальные.
