Спио вгляделся в Главного инспектора и увидел, что на его лице появилось. выражение крайней озабоченности, как будто он нашел в бумагах некую не совсем еще ясную деталь. Казалось, он вот-вот скажет: «Спио, я подозреваю, что у вас в этом деле есть личный интерес, иначе с какой стати вы с таким рвением ищите благоприятного выхода из создавшегося положения?» А объясняется это просто: люди с самыми благими намерениями, искренние в своих душевных порывах, стремятся к мирным целям, и их-то начинают подозревать в каких-то скрытых махинациях. Вот уж поистине можно подумать, что мирные цели сами по себе не достойны того, чтобы люди стремились к ним во имя их же самих, не привнося никаких посторонних мотивов.
Спио, словно прочитав мысли своего начальника, начал первым:
— Господин Главный инспектор, не подумайте только, что меня интересует дочь Амиофи и именно из-за нее я пришел к вам с этим ходатайством.
Инспектор не ответил, даже глаз не поднял на Спио, а только снова выпустил клуб дыма. Спио покоробило это молчание, он понял, что допустил оплошность. Зря он так поторопился. Бывают случаи, когда торопиться рискованно. Желая хоть как-то выйти из неловкого положения, Спио кашлянул, и в кабинете стало вдруг совсем уж невыносимо душно. Он облокотился на край инспекторского стола, провел по лицу рукой, утирая пот, и закрыл глаза. Когда он снова их открыл, то увидел, что инспектор смотрит на него в упор.
— Вы что-то сказали, Спио?
— Я хотел сказать… хотел сказать, что в судьбе Амиофи я лично не заинтересован. Совсем не из-за нее…
— Разумеется, я понимаю, не из-за нее, а из-за ее дочери.
— Нет, господин Главный инспектор, я сказал совсем другое. Я даже не знаком с ее дочерью.
— Не знакомы?
— Да, не знаком.
— Жаль! А я как раз собирался вас спросить, какая она из себя…
— Говорят, красивая, господин Главный инспектор, но сам я никогда ее не видел.
— Тогда, Спио, почему же вы так стараетесь?
— Просто потому, господин Главный инспектор, что положение, как мне кажется, может принять весьма серьезный оборот, нужно во что бы то ни стало принять срочные меры и помешать рыночным торговкам выйти на демонстрацию.
— И это все?
— Да, все.
— Значит, наверняка вы продумали все возможные варианты, чтобы избежать неприятностей. Не так ли?
— По правде говоря, я только об этом и думал все эти дни, ведь это мой долг, и именно поэтому я позволил себе обратиться к вам. По моему мнению, никто из членов парламента, из нашей ли, из оппозиционной ли партии, не осудит вас за то, что вы сами, по своей собственной воле, разрешите женщине снова торговать на рынке и тем самым восстановите мир и спокойствие в стране.
