— Смотри, Маш, я могу надеть его снова, — горячечно шептал Павел, проглатывая окончания слов и не имея возможности вообще что-либо произнести внятно, потому как его губы были на Машиных губах. — Смотри, — оторвался он от них и быстро накинул шнурок на шею, неловко тычась лбом в Машино мокрое от слез лицо. — Видишь? Он не берет меня, видишь, он не действует больше на меня, ты моя, понимаешь? И никакой закон прошлого, удесятеренный глупыми бактериями, чтоб им пусто было, теперь не имеет над нами силы. Ты видишь? Ты веришь мне?
— Вижу, Паш, но давай от греха подальше… н-ну… выкинем его, а?
— Давай. Только отдадим сначала Симоне все, что там есть в них внутри, ей пригодится, — со вздохом предложил Павел, словно отсекая от себя какую-то важную часть жизни и боясь передумать.
Сказано — сделано.
Симона вывела все содержимое украшений в пробирки и возвратила ставшие совершенно безобидными вещицы супругам.
— Ну вот и конец истории с таинственным влиянием, — счастливо вздохнула Маша и потащила Павла прогуляться по набережной. Скоро пора возвращаться домой. Как же они будут вспоминать эти речные трамвайчики, эти волны, плещущиеся под парижским небом, и сравнивать их с беспокойным плеском полноводной Невы.
Они подбежали к гранитному парапету. Сена рябчато отражала светлое небо. Пахло влагой и еще чем-то неуловимо исключительным. Маша и Павел посмотрели друг на друга.
— В память о них… — сказал Павел.
— В память о них, — эхом откликнулась Маша. — В последний раз…
Они медленно надели медальоны и обнялись. Так прошло несколько долгих минут. Маша тоненько вскрикнула и отстранилась. Павел посмотрел в ее глаза, подернувшиеся поволокой чувственной волны, и задумчиво произнес:
— Если мне, потомку Эдисона, суждено было пройти это испытание, то я сделал это!
— Ты справился, Паша. Пусть они останутся нам на память, только пусть грустное прошлое оставит нас.
— Да, пусть прошлое оставит нас…
Павел улыбнулся. Им показалось, что в этот момент волны остановились и вода Сены странно вспыхнула неярким огнем, отражаясь в мокрых бортах лодок, и тут же продолжила свое течение, похоронив в своей глубине давние, давние сны…
Павел взял Машу за руку, и они пошли вдоль набережной, пока Павел не заметил такси, медленно катившее вдоль обочины. Поддавшись внезапному порыву, он махнул рукой. Такси остановилось, стекло медленно поползло вниз.
— Хэв ю мьюзик? — наклонив голову к окну, спросил Павел водителя.
— А какую тебе? — ответил ему знакомый голос.
