Улыбка навсегда | страница 14
Никос плохо слушал ее, он смотрел не отрываясь на ее губы, на глаза, на брови: все это надо было запомнить. Но последняя фраза заставила его нахмуриться.
— Что за нелепость! — жестко сказал он. — Запомни: ты останешься жить. Так надо. У малыша должна быть мать…
— Осужденная на пожизненное заключение…
— Жизнь длинна, век этих господ короче. Ты еще будешь водить нашего сына за руку по улицам Амальяды[2]. Смотри только, не говори, когда он вырастет, что его отец не боялся смерти. Детям нельзя говорить неправду.
Элли побледнела.
— Ты так разговариваешь со мной, как будто… Что за обреченность, что за фатализм, Никос? Я тебя не узнаю. Неужели твоя интуиция…
— Моя интуиция бормочет что-то невнятное. А что еще сказал тебе господин Цукалас?
— Он сказал, что воскресенье в запасе — это хорошо. Людям надо привыкнуть к мысли, что речь идет не о судебном приговоре, а о конкретной жизни. Одного дня хватит, чтобы все всколыхнулось. А там — Святейший Синод, ООН, с понедельника все начнется по-новому, уже без всяких ссылок на правосудие. Правосудие вышло из игры…
— Лучше о сыне, — остановил ее Никос. Элли пыталась его утешить, а ведь он с самого утра думал, как будет утешать ее, какие найдет слова. — Если тебя переведут в Авероф, он будет с тобой, это хорошо, конечно, но… Не лучше ли будет, если мама возьмет его к себе в Амальяду? Усыновит и возьмет.
— Усыновит? — Элли нахмурилась.
— А иначе не отдадут. Для них он незаконнорожденный…
— Мы все это решим вместе с тобой, завтра, — торопливо сказала Элли.
— Да, да, конечно, — рассеянно согласился Никос. — Ты растолкуй мальчишке, когда он вырастет, что у него был худой, длинноносый, небритый отец, самовлюбленный и совсем не герой.
— Зачем это? — сквозь слезы засмеялась Элли.
— Чтобы память об отце на него не давила. Он должен быть лучше, чем я, обязательно лучше.
— Это невозможно… — прошептала Элли.
Стоя у выхода, Ставрос с безразличным видом смотрел, как они разговаривают, держась за руки. Наконец его надзирательское сердце не выдержало.
— А ну-ка разойдитесь, — сказал он. — Не велено приближаться. Дистанция — три шага.
— Старший надзиратель разрешил нам подходить друг к другу, — обернувшись, ответил Никос.
— А мне плевать на старшего. Есть инструкция не приближаться, — значит, не приближаться.
Это было что-то новое.
— Я передам господину Мелидису твои слова, Ставрос, — сухо сказал Никос, не отходя от Элли.
— Передай, передай, — с издевкой сказал Ставрос.