На перекрестке перед кстати переключившимся светофором он, быстро наклонившись к ней, крепко и деловито поцеловал ее в сжатый, не ждущий поцелуя рот, и все как-то переменилось, словно деликатная рука убавила свет. Наташа разговорилась, она рассказывала Егору про Милан и Лондон, про рестораны, в которых ей случилось побывать, и про знаменитостей, которых удалось увидеть, а он внимательно кивал и улыбался.
Они поехали в китайский ресторан, где Егор учил ее есть палочками — только для того, чтобы прикасаться к ее руке, конечно! — а потом к Наташе домой. На следующий день Наташа взяла отгул, и через день — тоже. Когда же она все-таки пришла на работу, силой выпихнув себя из мятого, мягкого постельного тепла, уборщица Ленка прокомментировала это событие фразой из сборника диктантов Розенталя:
— Усталые, но довольные, возвращались ребята домой, — и заржала так, что перепугала даже видавших виды психов в очереди.
И жизнь пошла совсем хорошая, как у людей. Правда, в институте Наташа так и не восстановилась. У нее появились домашние дела, у нее появился семейный очаг, который нужно было поддерживать, пусть даже с помощью полуфабрикатов и растворимых супов. Через месяц Егор сделал Наташе предложение, преподнеся колечко с небольшим, но чистым бриллиантиком, и она настояла на том, чтобы познакомиться с его матерью. До знакомства со своей избранницей Георгий Карев жил на Васильевском острове в коммунальной квартире. Его дом опечалил Наташу с первого взгляда — на первом этаже какой-то хозяйственный склад, полуразрушенные, осевшие от груза времени стены скрывают отвратительный коммунальный хаос. Мать Егорушки оказалась худой и костистой бабой, с лицом застывшим в отвращении к окружающему миру. К встрече с невесткой она, очевидно, долго готовилась — в единственной комнате был накрыт шаткий стол. Вареная картошка, салат из отвратительных крабовых палочек, щедро залитый майонезом, бутылка подозрительной водки.
Впрочем, сама хозяйка вкушала огненную воду с энтузиазмом, даже не взглянув на бутылку мартини, принесенную парочкой в дар. Употребив больше половины бутылки, она растрогалась, стала слезливой и агрессивной одновременно — в русском алкоголизме эти две ипостаси сочетаются самым причудливым образом. Егорушка морщился и вздыхал, потом вообще встал и вышел «за сигаретами». Очевидно, в этот день на Васильевском острове объявили никотиновый мораторий, потому что не было его минут сорок. За это время Ольга Анатольевна успела исплакаться от любви и сочувствия к своей будущей невестке.
