— Благодарю вас, милорд, — произнесла она.
Юный Рутвен выглядел смущенным. «Он опасается, — подумала Мария, — что Линдсей услышал его слова и может обвинить в мягкости по отношению к их жертве». Рутвен помог ей войти в лодку, и теперь она сидела, прислушиваясь к ритмичным всплескам весел.
— Милорд Рутвен, — прошептала она спустя некоторое время, — куда они везут меня?
— В Лохлевен, ваше величество.
— В Лохлевен! К Дугласам! О, понимаю. К сэру Вильяму — сводному брату моего сводного брата Морэя. Из него, несомненно, выйдет хороший тюремщик. А везет меня туда Линдсей — его шурин.
— Ваше величество… — Молодой человек умолк и отвернулся, чтобы скрыть свои эмоции.
Она мягко сказала:
— Милорд Рутвен, не стоит стесняться проявления жалости к бедной женщине, окруженной врагами. Она не забудет, что только вы проявили к ней сострадание в эту страшную ночь.
Рутвен не ответил, возможно, потому, что Линдсей, услышав шепот, придвинулся поближе к ним.
Наступила тишина, нарушаемая только всплесками весел.
Ошеломленной и изнуренной Марии казалось, что промчались годы; и единственным способом для нее выдержать настоящее было вернуться в прошлое. Однажды давным-давно она уже убегала от своих врагов, и тогда, как и сейчас, она сидела в лодке и ее везли на остров посередине озера.
— Инчмахом! — прошептала она, и от этого названия у нее потеплело на сердце. Инчмахом… где она жила недолго в детстве, когда потребовалось скрываться от врагов; как приятно ей жилось там в монастыре. Инчмахом… Лохлевен. О, между ними большая разница. Тогда ее врагами были англичане, пересекшие границу и напавшие на шотландцев, что закончилось трагедией Пинки Кло. Намного ужаснее, когда шотландцы сражаются друг с другом; ведь она стала узницей своих собственных подданных!
— Инчмахом… — шептала она — Если бы я могла еще раз попасть в Инчмахом!
Монахи, которых она знала, вероятно, уже умерли. Но там должны быть другие добрые монахи, ухаживающие за своими садами, мирно работающие вместе вдали от мира интриг и амбиций.
Рутвен прошептал:
— Мы прибыли, ваше величество.
Она увидела темные силуэты людей и при свете факелов разглядела серые очертания замка. «Крепость! — подумала она — Моя тюрьма».
Вперед выступил сэр Вильям. Он склонился к ее руке. Значит, некоторые еще помнят, что она — их королева.
— Я и мои домочадцы сделаем все, чтобы вы, ваше величество, были довольны пребыванием здесь, — заверил он.
Затем подошла Маргарет Эрскин, ставшая теперь Маргарет Дуглас, — красавица, бывшая любовница ее отца, мать ее сводного брата Джеймса. Маргарет сделала реверанс:
