— Ку-ку!
— П-ррекрати, хулиганка! — приобнял ее Павел.
В окне «хаммера» появилось размытое пятно и голосом Сергея радостно возвестило миру:
— Любовь — это вам не просто так, ею заниматься над-д-дммм… — прервался он на полуслове, как будто кто-то закрыл ему рот ладошкой…
В палатке Маша превратилась в настоящую гетеру и с самого начала лишила Павла воли, приказав ему не двигаться. Он замер, решив слушаться ее во всем и потакать ее страсти до бесконечности. Маша уселась на него верхом и важно замерла. Она чутко прислушивалась к звукам, доносившимся из «хаммера», и тихонько бессвязно бормотала. Наклонившись, касалась его грудью, позволяла ему наполнить руки и легонько их сжать. Высвобождаясь, распахивала глаза и в свете догорающего костра забрасывала руки за голову, изгибаясь и скользя вверх и вниз и осторожно из стороны в сторону…
Звезды слегка поблекли. Короткая летняя ночь перевалила за середину. Павел в последний раз поцеловал сонную Машу и упал рядом в расслабляющем сне, натягивая на себя край спальника…
Сон его, такой легкий и вместе с тем глубокий, неожиданно прервался ощущением, что Маши рядом нет. Он быстро натянул спортивные штаны и выполз из палатки наружу. Летняя белая ночь перевалила за середину, и было совсем светло. Среди стволов мелькнула знакомая зеленая юбка. Павел тихо, стараясь не хрустнуть веткой, двинулся вперед. Взял левее и вошел в заросли кустарника, окаймлявшего их поляну. Маша стояла у дерева вполоборота к нему. Он переместился ближе и очутился в двух метрах от нее, не осмеливаясь подать голос. Маша не отрываясь глядела на окна «хаммера», который просматривался насквозь.
— Маш, — тихонько позвал он. Она вздрогнула и беспомощно обернулась. Увидев Павла, просияла и поманила его пальчиком.
— Смотри, до сих пор милуются… — Она потянула руку Павла, положила себе на живот и повела ею книзу. Он прижался к ее спине и удивился, насколько горяча была кожа, и почувствовал сильную Машину пульсацию в такт ударам сердца.
— Машка, ну ты даешь! — восхитился Павел. — А где трусики? — Он заглянул под юбку, чувствуя себя последним наглецом. Маша прикрыла глаза и хихикнула.
— Бессовестный, как некрасиво подглядывать!
— Машка, я думал, ты спишь, — вполголоса приговаривал Павел, хозяйничая под соблазнительной юбкой и наглядно убеждаясь, что его немыслимая прежде наглость была воспринята с воодушевлением.
Там, под юбкой, встречаясь с горячей, пышной и тугой плотью кончиком языка, он восторженно ощущал, что и его собственная плоть как будто и не билась недавно в сладких, растянувшихся на половину ночи судорогах. Острая дрожь от прикосновения его рук волнами прокатывалась по Машиному возбужденному телу. Павел обеими руками стал гладить короткие мягкие волосики, подстриженные и ухоженные.
