Человек искусства?
Если и так, то искусство его — рапира. Хольбранвер вспомнил ее росчерки прошлой ночью. Только люди невероятно хорошие в одной области могли позволить себе не обращать внимание на такие мелочи, как одежда, еда или приличная мебель. Хольбранвер перевидал в жизни достаточно персон посредственных и простых, чтобы знать: те всегда пытаются быть хороши во всем, или по крайней мере создавать такую иллюзию. Чистые дома, похвальба золотыми и серебряными безделушками, послеобеденные разговоры о политике, торговле. Конфликты и войны, выигрываемые в домашней тишине, за столами из дорогого экзотического дерева, в удобных креслах. Чтобы отказаться от всего этого, нужна сила характера, опирающаяся на недюжинный талант.
По крайней мере, так ему всегда казалось, поскольку недюжинным талантом отличался и сам он — как и презрением к делам повседневным.
Он почувствовал еще большую симпатию к своему избавителю.
Осторожно поднялся с постели, пытаясь догадаться, где он, собственно, находится. Сквозь ажурные ставни доносился разнообразнейший уличный шум. Вероятно, все же оставались они в Сериве. Он услышал голос торговки. Значит, это бедный квартал, дворяне не любили торговлю рядом со своими домами. Повозки катятся вниз — выходит, они где-то подле главной аллеи, спускающейся к порту. Справа старый, сильный колокольный звон, извещающий, что до светлой поры остался еще час… Теперь у него не было сомнений. Находились они вверху аллеи Контанезра, в сердце старой Серивы.
Люди из кругов, в которых он вращался, обычно в таких местах не обитали. Он двинулся в сторону двери в конце комнаты, чтобы подтвердить свои догадки. Когда ее отворил, поразило его солнце, а под ногами его внезапно раскрылась пропасть. Увидал он узкие кривые ступеньки — скорее даже лестницу. Вела она в небольшой внутренний дворик, посредине которого худой фехтовальщик танцевал в светлых лучах полудня.
В одних только штанах и обычной рубахе, с длинной простой рапирой в руке, тренировал он финты и внезапные выпады, сражаясь с целой группой невидимых врагов. Старый булыжник, на котором он тренировался, покрывал слой гальки. Фехтовальщик при каждом шаге рассекал ее, не отрывая ног от земли. Чертил путаницу змеиных троп, рисовал карту битвы, составленную из плавных кривых, острых изгибов, векторов, обозначавших внезапные выпады.
Хольбранвер смотрел минуту на это странное представление на границе фехтования и геометрии. Никогда еще он не видывал стиля, который требовал бы от фехтовальщика так передвигать ноги по земле.
