…Люблю тебя, сынок. Хотя любви нам еще учиться и учиться. Ты прав: только Бог умеет нас любить.
Заметь, в этой ситуации мы, самые близкие люди, причиняли боль и не церемонились и не жалели друг друга, и били друг друга наотмашь (в переносном смысле). И очень болело сердце.
Кассирше было по фиг, она чужой человек. «Казаться» перед чужими — зачем?
* * *
Решили дело миром, полюбовно. Что временно Анна не провожает Ивана. Во избежание эксцессов, так сказать.
Перед выходом скороговоркой напоминала: «Ключи, телефон, кошелёк — на месте?».
Просматривала тайком билет. Был уже подобный инцидент, с точностью до наоборот. Приехали, а на остановке пусто. До автобуса ещё три часа.
Что поделать, рассеянность раньше нас родилась. Иван вечно витает в облаках, считает звёзды. Ищет себя в этом мире. Бросается из религии в рок, из рока в философию, из философии в психологию. Сочиняет музыку, кладёт на неё стихи. Преподаватели в один голос твердят: «Всесторонне одарённый, интересный молодой человек».
Но отчего жизнь нетерпима именно к рассеянным и легкомысленным людям, наказывает на полную катушку? За свои оплошности те платят временем, нервами, здоровьем, а часто и жизнью. Вот, ей Богу, к чикатилам жизнь более лояльна, чем к людям не от мира сего.
…Обычно, приезжая домой, ещё не распаковывая сумки, Иван звонил: всё в порядке, добрался. А тут тишина. Анна успокаивая себя: села зарядка, наверно. Нечаянно выключил звук, не слышит — такое уже бывало.
К ночи телефон ожил. Странный голос: как будто Иван изо всех сил крепится, сдерживает рыдания. Или выпил, и язык не слушается. Или губы на морозе замёрзли. Какой мороз — лето на дворе?!
— Я тут попал в переплёт… Подсказывают, нужен адвокат… Долго говорить не могу.
Первая мысль: развод. Украли у сына телефон и разводят на деньги. Ах, если бы так оно и было!
* * *
Он готовился к посадке, когда к нему приблизился тощенький мужичок. Самый неприметный, серый, никакой. В обвисшей вязаной, какой-то женской кофте. Вежливый, тихий, робкий. Работяга — такие в шесть утра на проходную ковыляют на ревматических ногах, или на электричку — на даче в грядках ковыряться.
В руках кошёлка. Голос заискивающий. Сынок, ровесник ваш, тоже студент, уехал, оставил куртку. А холода обещают. Он уже позвонил сыну: мол, с пассажиром передаст. Будет встречать на остановке как штык. С водителем бы отправил, да тот, сквалыга, меньше ста рублей не берёт.
А пакет и не весит ничего. Сын заглянул внутрь: аккуратно свёрнутая куртка. Что, жалко, что ли? Ничто не даётся так легко и не ценится так высоко, как доброе дело.
