– Молча. Бегом, блядь! Повторять не буду. – Он втянул голову в плечи и свернул первым.
И вовремя. Мистически вовремя, настолько быстро все произошло. Только мы влезли в эти несгибаемые будыли, оглушенные грохотом скрюченных черных листьев, наждачной обсыпью стеблей и собственным матом, как по нашей цветочной дороге из-за холма пошли танки. Живые и тяжкие, невероятные, как в кино. Рев двигателей скоро-скоро заткнул последнюю глотку, тогда мы рассмотрели их предельно близко. Четырнадцать «шестьдесят четвертых» без знаков в тринадцати шагах от носа.
– Мамочки…
– Ухо в землю. Лежать, блядь.
Мы вросли в сыру матушку на добрую треть. Рослые лысые стебли не могли быть сколько-то серьезным укрытием. Меня свело в дугу от чуть приподнятого лба до пальцев ног. Под локтями в лунки быстро набежала вода, но холод уступил место горячей тонкой дрожи.
Машины бодро текли мимо нас на Песково. Моторы стрекотали невероятным стальным грохотом, он все глубже давил меня в грязную жижу. Я ребрами чувствовала судорогу земли, она вползала мне в мягкий низ живота холодом, похожим на ужас.
Склизкий пот стал липким, как клейстер, в кишках крутануло. Словно спутались, смялись в голове все доводы рассудка. Не передать, как мне хотелось вскочить и рвануть бегом в голое поле. Во весь рост. Так надо. Прочь. Пусть заметят. Меня, всех, похуй. Пусть стреляют. Только бы дальше, дальше, дальше от этих стальных туш!!! Полной пятерней я врылась в грязь и не отпускала. Хотела зажмурить глаза, вместо этого… восемь. Девять. Десять! Одиннадцать! Сколько еще? Меж пальцев скользила земляная каша, под ногти лезли мелкие камни. Глубже. Господи! Не веря себе, я всеми силами цеплялась за землю.
Но все. Последний корпус хаки, и на нем – оранжевая лампочка «конец колонны». Все, все. Все стихло. И вдох и выдох сквозь оскал, чтоб успокоиться.
Эхо моторов волнами еще возвращалось из-за холма и, наконец, совсем пропало. Мы по-прежнему лежали, только головы решились приподнять. Остервенело кашлял, давясь слюной, Шапинский, придушенный черным смогом.
– Блядь!
– Че, усрались?
– Ну нихуя себе! Сколько?
– Четырнадцать.
– Сколько?!
– Я насчитал шестнадцать.
– Ага. Двадцать не хочешь?
– Моргал, братишка, часто. Ошибочка вышла. Четырнадцать.
– Так, мож, то мы? Братва! Так, може, наши?
– А-ха-ха! Бегом марш! Недалеко ушли, еще догонишь.
– Надейся, «наши». Прут без знаков с востока. Так ходит всем известно кто, всем известно откуда. Громко и без здрасьте.
