— Вы оказались вблизи территории военного лагеря, вход куда посторонним запрещен.
Меня он будто не слышал.
— А вот это уже интересно, — начальник УОН рассматривал очередной паспорт:
— Воробьева Евгения Николаевна, МИД СССР, Управление дипкорпуса, переводчик. Вы тоже дадите нам концерт?
Он сложил в свой кожаный портфель все документы, паспорта, мобильные телефоны, два охотничьих ножа — мой и водителя, и отдельно в карман куртки — удостоверение.
— Все выходим из автобуса, — посмотрел на Скаута, стоявшего рядом со мной и готового к выходу, — и собака тоже. И знакомой тропинкой короткими перебежками в лагерь — марш!
Я решил наконец-то вмешаться:
— Вы, майор, отвечаете за свои поступки? Вы насильственно задержали группу советских гражданских лиц, находящихся при исполнении своих обязанностей, держите нас под прицелом автоматов, заставляете под угрозой оружия выполнять приказы, обращаетесь с нами, как с диверсантами или наемниками. Вы что, советским гражданам объявили войну? Вам же придется за свои поступки ответить.
— Кому? Нашим врагам, которые засели и в Москве, и в Киеве? Или советским оккупантам, поработившим Прикарпатье? Мы с Вами уже давно находимся в состоянии войны. Пока еще невидимой.
«Да, — подумал я про себя — законченный идейный фашист украинского разлива, такой может всех и расстрелять. Говорит на чистом русском языке, не поймешь — русский или украинец. Хотя в этом случае национальность конкретная — фашист».
Мы вновь вышли на знакомое стрельбище, нас ввели в барак, в небольшую комнату с четырьмя кроватями, столом и двумя скамьями. Запирать не стали, но предупредили — из комнаты не выходить. Я подошел к окну и увидел, что оно забито гвоздями. Скаут обнюхал все углы, кровати, посмотрел на меня, в глазах я прочитал — «Не дрейфь, выберемся», — гавкнул и улегся под столом. Вбежала запыхавшаяся Женя, улыбнулась всем и извинилась за опоздание. Вслед за ней вошел «майор» и еще раз предупредил — никому не выходить, а по нужде всех будут выводить коллективно. Тут же зарычал и гавкнул Скаут. «Главный» скосил на него глаза и тихо произнес: «Пристрелю!». Машинист и администратор прилегли. Ко мне, к окну, подошла Женя и шепотом сказала: «Я разговаривала с Москвой». На мой немой вопрос ответила: «Женщине проще спрятать на себе телефон, чем мужчине. Через два часа прилетит десант на „вертушке“. Попробуют без стрельбы, но, на всякий случай, нас просят забаррикадировать дверь и лучше всего укрыться под кроватями. Я решила, что в Москву звонить вернее, так как неизвестно истинное настроение местных гэбистов». Все это она прошептала, как бы с интересом вглядываясь в окно.
