Три плова | страница 38

- Да иди сюда, не бойся! - уговаривал его Баул.

Пылеед не шел. Он озирался на товарищей, беспристрастно наблюдавших сцену примирения. Показывая Пылееду на сумку, Баул похлопал по ней рукой. Пылеед вытянул голову, стремясь заглянуть внутрь машины.

- Иди же! - звал его Баул.

Пылеед все озирался на товарищей: как, мол, по-ихнему? Выдержал он характер? Может быть, довольно? И, осторожно ступая, перестав щелкать бичом, подошел к машине.

- Привет! - сказал Баул, протянув для пожатия руку.

- Привет, - повторил Пылеед, посматривая по сторонам.

- Ты на меня, хлопец, не дуйся! - Баул дернул его за вихор.- Я тебе обязательно когда-нибудь покажу двойную итальянскую.

- Что ж ты врешь! - снова обиделся Пылеед. - Двойная итальянская - это для булгахтеров.

- «Для булгахтеров»! - передразнил его Баул. - А впрочем, совершенно верно. - Он протянул мальчугану плитку шоколада: - Ешь, хлопец! Это знаешь какой шоколад? Это для летчиков шоколад. Кола!

Поднимаясь по лестнице в дом, Баул выглянул на втором этаже в окно. Отобрав из толпы ребят человек пять, по-видимому самых близких товарищей, Пылеед делился с ними шоколадом.

«И такого парня я обидел! - подумал Баул. - Надо взять его с собой на аэродром, покатать на «П-5», показать ему Нахичеванскую улицу с высоты метров в семьсот - восемьсот…»

Подруги родом из Валдая. Незадолго до войны они приехали под Ленинград и поступили на одну станцию. Паня Ефимова была дочерью товарного кассира и тоже стала товарной кассиршей, а Зина Емельянова была дочерью стрелочника и тоже стала стрелочницей.

Хотя станция находилась неподалеку от Ленинграда, она была небольшая и тихая. Не часто подкатывали к гидравлической колонке паровозы, не часто скрипели двери пакгауза и стучались в кассу пассажиры.

И совсем притихла станция осенью сорок первого года, когда войска Гитлера обложили Ленинград. Подругам пришлось разлучиться. Зина Емельянова осталась на заглохшей, разоренной станции, а Паню Ефимову перевели в другое место. Зина долгое время не получала от нее писем, а получив, удивилась.

«Где же она там работает? - думала Зина. - Кабона? Что за Кабона?»

В тех краях, на берегу Ладожского озера, около какой-то Кабоны, уж совсем не было ни линии, ни станции. Мать вспомнила:

- А, Кабона! Да это же преглухая деревушка! Там и пристани-то нет, не то что железной дороги.

- Отбилась от нашего дела Паня, - сказала матери Зина.

- Война же, - объяснила мать.

В Ленинграде осталось не у дела много машинистов, стрелочников и товарных кассиров с захваченных немцами депо и станций. Некоторые железнодорожники ушли в армию, иные работали на заводах.