Все хохочут.
— Прелестная история, — говорит мама. — В этом весь Морт!
— Пока папе вправляли и гипсовали руку, Виктория, так звали медсестру, отвела меня в туалет и научила вставлять тампон, и я до сих пор вижу ее лицо каждый раз, когда пользуюсь тампоном. Она была такая высокая женщина, с Ямайки, с черными веснушками, как у Моргана Фримана, и она говорила: «Он сам проскользнет, детка. Главное, не бойся. Туда тебе и покрупнее штуки засовывать будут. И засунут и вынут». Мне потом долго-долго кошмары снились.
— Классная байка. А еще что-нибудь про свои месячные помнишь?
— Заткнись, Джад. Лучше расскажи свою историю, связанную с папой.
— Пока не вспомнил.
— А я уже вспомнил, — говорит Филипп. — Когда я играл в Младшей лиге, я плохо ловил мячи. Меня тогда поставили правым полевым. И в последнем иннинге я пропустил два мяча подряд, и мы продули. Тренером у нас тогда был этот толстый дядька, не помню, как зовут. Он жутко взбесился и начал на меня орать. Обозвал бездарью. И тут папка встает между нами, и через секунду тренер валяется на земле. Я и глазом моргнуть не успел. Он лежит, а папка ему ногу на грудь поставил и говорит: «Только посмей еще раз обозвать моего сына бездарью!»
— Потрясающе! — Элис даже в ладоши захлопала. — Я эту историю никогда не слышала.
— Может, это нелепо звучит, но надеюсь, что когда у меня будет ребенок и кто-то станет над ним издеваться, я тоже смогу его защитить, как папка меня.
— Красивая мечта, Филипп! — восклицает мама.
— Конечно. — Трейси кивает. — Но может, лучше мечтать, чтобы над твоим ребенком никто не издевался?
Филипп смотрит на нее тяжелым взглядом:
— Не начинай.
— Что не начинать?
— Ты, черт возьми, отлично знаешь, о чем я.
— Я просто сказала, что мечтать не вредно, но планку надо ставить выше.
— Мой отец меня защитил. А я хочу защитить своего сына.
— И заодно научить его, что кулак — допустимый инструмент для разрешения конфликтов?
— Этому его и без меня научат.
— Пара хорошо подобранных слов — и твой бейсбольный тренер наверняка бы устыдился и извинился.
— Ага. Только тогда я не вспоминал бы всю жизнь, как отец за меня постоял, а тебе не удалось бы в очередной раз спустить меня с небес на землю. Короче, мы были бы уже не мы.
Трейси беспомощно моргает и, покраснев, вскакивает с дивана:
— Прости, ты прав. Я поступила бестактно.
— Извинения приняты, — произносит Филипп, глядя в сторону.
— Пойду прогуляюсь и отвечу на звонки.
— Милая, ты ничего дурного не сделала, — говорит Линда ей вслед.
